Летучий корабль. Владимир Голубев
на одном глазу. В нашем захолустье давненько я русского духа не чуяла. Говори скорее, куда, царевич, путь держишь?
Вспомнил Елисей предостережение Черного Ворона, да не удержался, и всю правду промолвил:
– Спешу в Дивный град на испытание к Красаве-Красе Золотой косе. Укажи, старая, мне дорогу, да пусти переночевать добра-молодца.
– Не разберу – глуп ты или что-то замыслил ужасное?
– Всё как есть сказал, бабушка.
– Да вижу тебя до дна, словно воду в ушате, да от того и боязно.
– Так дозволите мне в избушке дух перевести?
– Пущу, и прямой путь поведаю, но единственно, если пособишь мне передвинуть дубовую колоду. Сама-то я уж стара стала – песок сыпется, столько мне годков-то, и не упомню, не под силу одной управиться. А ты парень крепкий, кровь с молоком. Холодец бы из тебя получился знатный. Любишь холодец-то с натёртым хренком?
Елисей выхватил меч из ножен:
– Что?
– Да шучу-шучу, слабонервный какой пошел русский народец, прямо беда, не то, что прежде. Так пособишь бабушке?
– Отчего же доброе дело не сделать? Помогу.
– Ладно, пойдем со мной.
В железной ступе поднялась в воздух Ягишна, а Елисей следом за ней поспешил в рощу, за избушкой. А там играючи он поднял колодину над головой, да только нежданно-негаданно толкнула его в спину старуха. Не устоял на ногах царевич, рухнул прямо в выстроганную бобрами ловушку. Затворила царевича Баба-Яга дубовой крышкой.
– Всё, попался, милок, на времена бессрочные! Теперь зови не зови, ни одна живая душа тебе не пособит!
– За что ты меня так, Баба-Яга? Чем я разобидел тебя?
– Приказывать надо поменьше, да не забывать кланяться, а то, «укажи дорогу – укажи дорогу», привык повелевать у себя во дворце, теперь посмотрим, как сгинешь тут с червями. Не видать тебе царевны как солнца ясного! Не для тебя выращена, не для тебя воспитана! Ещё не раз пожалеешь, что на свет родился!
– Прости меня, да отпусти на волю, Баба-Яга, не бери грех на душу. Дышать тут совсем нечем, не встать, не повернуться.
– Даже не мечтай. Теперь за всё расплатишься своей буйной головушкой.
Призвала колдунья медведей и леших, да забили они ту колоду гвоздями калёными, скобами острыми, да закрутили в цепи кованые и подальше от посторонних глаз укрыли на болоте, на времена вечные – гнить да пропадать пропадом. Вот и покоится Елисей в кромешной темноте, даже не шелохнётся. А вокруг него преграда из морёного дуба, не разрубить острым мечом, не сокрушить, выходит, никогда боле ему не вырваться на белый свет, не увидеть солнышка ясного.
День лежит царевич, другой. Стал Елисей кликать попутчика, Черного Ворона:
– Где ты, ворон, приди, спаси друга-приятеля!
Безмолвно. Не откликается товарищ. Опять царевич позвал:
– Где ты, ворон, приди, спаси друга-приятеля!
Безмолвно. Не откликается разлюбезный товарищ.
На третий день вокруг всё стихло, даже слышно, как рябой листок сорвался с осинки. Принялся Елисей прощаться с жизнью, и в последний разок