Василиса Премудрая. Нежная жуть в Кощеевом царстве. Купава Огинская
заставляли меня малодушно надеяться, что остановимся мы нескоро. Желательно в каком-нибудь тихом и спокойном месте, куда нечистой силе путь закрыт.
А остановились у реки.
Бурный поток пенился и шипел. Это-то шипение чем-то особенно сильно напугало Марьку… да и меня, если уж быть честной. Пусть в походы с дядькой я не ходила, да и охоту не сильно жаловала, но карту наших земель знала хорошо. И точно могла сказать, что таких неспокойных и широких рек у нас не было.
Как и мрачных еловых лесов, что возвышались на том берегу угрюмой тревожной стеной.
Наши леса славились мощными дубами да хрупкими березками, но никак не таящими угрозу елями. Их у нас и не было почти. Лишь в глуши, близ Рудных болот, разросся небольшой еловый лес, в самом сыром да топком месте, словно предупреждая всех случайно забредших путешественников об опасности.
Здесь же опасность была везде.
И чувствовала это не я одна. Кобыла резко встала, чуть не выкинув меня из седла, трусливо попятилась от реки, тряся головой и прядя ушами, сопровождая свое отступление жалобным ржанием и пофыркиванием.
– Нельзя, Марь, нельзя обратно, – с трудом справившись с пятившейся лошадью, я спустилась на землю и обняла ее за шею, – там опаснее, чем здесь.
Может быть, лишив себя косы, совершив такую вопиющую глупость, я утратила право зваться Премудрой, но не растеряла знаний. И была уверена: дорога, что вывела меня из Тающего леса в это опасное место, обычной не была.
Ночь – время нечистой силы, об этом даже дети знали. Нельзя ночью в одиночку бродить, а если уж понесло лихо в путь после заката, то ни в коем случае с дороги людской не сходить, на голос не идти и на вопросы повстречавшихся на пути незнакомцев не отвечать. Иначе заманит нечистая сила на свою тропу да загубит.
Неосторожным в наших землях быть опасно…
А я сглупила, не заметила недоброго умысла и угодила в чью-то чужую злую игру. Сначала заманили на тропу, закружили, запугали да выплюнули в незнакомом, но страшном месте, не иначе ожидая, что я обратно брошусь.
Знакомы мне были такие игры, не раз я их видела в исполнении домашних котов. Развлекаясь с пойманной мышкой, они дарили ей призрачную надежду, ждали, пока жертва поверит в спасение, а потом ловили.
Сейчас я была той самой мышью.
– Тише, девочка, – срывающимся голосом пыталась успокоить я лошадь и саму себя, – все хорошо будет. Мы выберемся отсюда.
Марька мне не верила. Я себе тоже особо не верила, но упрямо обнимала кобылу за шею, гладила по щекам и шептала, шептала в подрагивающее пушистое ухо:
– Главное – солнца дождаться, а там уж нам никто страшен не будет. Вот увидишь.
– Люблю наивных дурочек, – признались насмешливо из темноты, – они самые вкусные.
Сердце пропустило удар, скованное ледяной корочкой животного ужаса, а я лишь крепче прижала к себе Марьку. И зажмурилась.
Главное – не разговаривать с ним, а лучше даже не смотреть. Оберегов у меня много, и все они исправные,