Гончаров без глянца. Отсутствует
попечителя и распорядителя судеб чужого семейства, то позвольте заметить, что «самоотвержение и любовь к ближнему», на которые Вы основательно указываете, как на святые и великие мотивы, «для которых только и стоит жить», – к сожалению, оказываются на практике не вполне достаточными, и я охотно разменял бы их на рубли, если б была такая биржа или рынок, на которой любовь к ближнему, сострадание и участие и т. п. сентименты имели курс и цену. Будь у меня, например, вместо любви к ближнему, – тысяч пятьдесят, я, без всякого самоотвержения, а только по одному покойному сознанию долга, пристроил бы легко и удобно детей в учебные заведения и дал бы кусок хлеба вдове. А вот теперь – я с самоотвержением учу их по-русски, читать, писать, считать, смотрю, чем они питаются, есть ли обувь – и т. п. – и если все это скудно, плохо – я с самоотвержением пожимаю плечами, волнуюсь, хлопочу. – И все выходит не то, если б… 50 тысяч в кармане в добавок к самоотвержению!
Но так как их нет, то я и остаюсь при одном самоотвержении, с надеждами на Бога и неизвестное будущее – и еще с печальным сознанием, что если тучи носятся над головами всех без исключения, то конечно должны носиться и над моей.
Вера Михайловна Спасская:
Иван Александрович жил на отдельной даче (летом 1881-го в Дуббельне. – Сост.), с тремя детьми своего умершего слуги, которых всюду возил за собой, трогательно о них заботясь. Старшей девочке было лет одиннадцать, младшей – девять или восемь, мальчик был, кажется, еще меньше. Все трое весело резвились на кругу и компании других детей. Помню как сейчас тоненькие фигурки и красных платьицах и белокурые головки этих двух девочек, особенно умильное личико младшей, когда старичок писатель любовно шутил с ней, называя ее в виде ласки лягушонком. Мать сирот жила при них и прислуживала Ивану Александровичу. «Иногда мне курочку изжарит», – сказал он как-то, выражая свое недовольство немецкой кухней.
Мы предлагали позаняться с детьми, но оказалось, что он сам ежедневно занимается с ними русским языком и арифметикой и читает им Евангелие. <…> С удовольствием, но без малейшего следа тщеславия или кичливости рассказывал нам Иван Александрович, как в Петербурге высочайшие особы балуют детей, дарят им куклы и другие игрушки.
Как известно, Гончаров дал этим сиротам законченное образование, старшую девочку поместил в консерваторию и сделал впоследствии всех троих наследниками своего состояния.
Михаил Викторович Кирмалов:
В средине восьмидесятых годов Иван Александрович был занят заботами о детях своего покойного слуги. Приходилось хлопотать, ездить к начальству учебных заведений. Конечно, для Ивана Александровича делали все, о чем он просил; но в готовности разных лиц сделать ему угодное он чутким и подозрительным ухом улавливал уверенность в том, что он хлопочет за своих детей. «Вот, насбирали по лакейским и девичьим сплетен и считают этих детей м�