Нинка, беги. Психологические мемуары. Нина Случ
в двадцать пять рублей. О том, что для нашей семьи это большие деньги, я даже не подумала, потому что вообще не понимала, чего стоит эта бумажка. Я понимала, что эта бумажка из разряда «деньги», но хватит ли этих денег на пирожное, сомневалась. Но решила рискнуть и пошла в кулинарию. По дороге думала, что если этой бумажки не хватит, то расстроюсь.
Взяла пирожное, подошла с ним к кассе, подала бумажку, и тётя-кассир мне вывалила на блюдечко целую пачку бумажек и целую горсть мелочи – это сдача. Я всё это забрала и оказалась в затруднительном положении: я вдруг поняла, что я взяла очень большую «деньгу», раз с неё дали ещё целую кучу денег. И я почему-то испугалась. Не понимаю, почему я просто не принесла все эти деньги домой и не объяснила всё родителям. Мне казалось, что раз я взяла без спроса такие большие деньги, то меня обязательно будут ругать, поэтому я решила избавиться от улик. Я стала заходить во все подряд подъезды нашего дома и раскидывать деньги по почтовым ящикам.
После того, как я «замела следы», я спокойно вернулась домой с невинным видом. Вечером денег хватились. Я уже не помню, каким образом родители вычислили мою причастность к пропаже (видимо, врать я ещё совсем не умела), и они стали допытываться, куда я дела деньги. Я рассказала про пироженку. «Хорошо, – сказали мне, – а сдача где?». Я разревелась и рассказала про почтовые ящики. Мама схватила меня, и мы побежали по подъездам, пытаясь собрать то, что ещё не успели обнаружить люди, которые как раз уже вернулись с работы. Собрать нам удалось что-то около рубля.
Я и сейчас в красках представляю удивление товарищей соседей, которые, заглянув в почтовый ящик, обрели нечаянную радость.
Я не помню, как меня наказали за это, но мой стыд был сильнее любого наказания, его я запомнила на всю жизнь.
Восьмая морковка
У меня было два двоюродных брата. Один на год младше меня – Сергей, другой, Максим – на год старше. Их мама – сестра-близнец моей мамы. Тётя Вера овдовела рано, оставшись с двумя сыновьями, отношения с родственниками погибшего мужа у неё не сложились (жили они в Усолье), свекровь её выгнала из квартиры, и она приехала жить к нам вместе с мальчишками. Несколько лет мы жили двумя семьями в нашей трёхкомнатной квартире, потом тёте Вере дали однокомнатную квартиру. Потом она вышла замуж за дядю Витю. У них родился совместный ребёнок, моя двоюродная сестра. Тогда тёте Вере дали большую четырёхкомнатную квартиру, и у мальчишек появилась своя комната. Я часто приходила к ним в гости, но чаще они приходили к нам, потому что именно у нас они чувствовали себя свободно, как дома, а не в своей четырёхкомнатной квартире с отчимом.
Отношения с дядей Витей у них не сложились, он издевался над ними, морально унижая и угнетая. Заставлял, например, зубными щётками чистить полы, следил за тем, сколько они едят. Тётку бил. Однажды ночью она беременная прибежала к нам, избитая, плачущая. Он примчался вслед за ней и начал выносить дверь и материться на весь подъезд. Когда оказался в квартире, то мама встала между ним