Сталин: от Фихте к Берия. Модест Алексеевич Колеров
РКП (б) И. В. Сталин выступил в печати с утверждёнными Политбюро тезисами к докладу X съезду РКП (б)
«Об очередных задачах партии в национальном вопросе». Формально касался он лишь территории Советской России и бывших народов Российской империи, где действовала вертикаль РКП (б). Но на деле – задолго до решительного определения задач «строительства социализма в одной стране», ставших программной инициативой в 1925 году на XIV съезде ВКП (б), когда доктрина приоритетной мировой революции была вместе с её идейным лидером Л. Д. Троцким отодвинута от политической власти, а сама мировая революция в итоге была подчинена интересам СССР не как Мировой ССР, а как одной из великих держав169, – Сталин изображал тот ландшафт, на котором мировой коммунизм не только не был приоритетом, но буквально тонул в хаосе империалистической и национальной борьбы. Из этого хаоса можно было бы умозаключать нечто важное о мировой борьбе, но руководствоваться этими умозаключениями в интересах элементарного государственного выживания РСФСР, то есть на практике, было нельзя. Не было «руководящей нити». Ещё 26 ноября 1920 года политический и идейный вождь РСФСР В. И. Ленин заявил: «Мы всегда говорили, что мы только одно звено в цепи мировой революции и никогда не ставили себе задачи победить одними своими силами». И вот, три месяца спустя, стало выясняться, что мир лежит в межгосударственной борьбе и руководящей помощи оказавшейся в одиночестве РСФСР ждать неоткуда. Радикальный враг большевистской власти, не останавливавшийся перед проповедью военной интервенции ради сокрушения Советской России, П. Б. Струве сразу после Октябрьского переворота 1917 года писал: «России нужна для окончания войны, как внешней, так и гражданской, большая вооружённая сила в руках твёрдой государственной власти, а армия в силу целого ряда причин, заложенных в ходе революции, превратилась в огромное погромное бесчинство вооружённых людей, руководимых преступниками и безумцами»170. А уже в ноябре 1919 года, далеко до окончания белой борьбы против красных, Струве признавал, что, начав с «антипатриотичной» и «противогосударственной» революции, большевики создали военно-государственную организацию и, «начав с провозглашения мира, с отрицания и разрушения армии, эта социалистически-интернационалистская организация с неслыханным упорством начала войну, всем ей жертвуя и ради самосохранения всё подчиняя социалистическому милитаризму… Уничтожение армии привело к превращению всего государства в красную армию»171. То есть Россия уже через два года получила в свои руки армию и твёрдую государственную власть, о которой мечтал самый радикальный враг большевиков и за неимение которых отказывал большевикам в праве вообще в России существовать. Но призрак мировой революции удалился.
Армия-государство за спиной и мировой ландшафт перед глазами, описанный в начале 1921 года Сталиным, открывали Советской России только одну реалистичную перспективу – стать, в случае успеха, одним из игроков в этом хаосе, выбирая себе место либо среди империалистических великих держав и эфемерно независимых новых национальных
В классической западной историографии, ищущей аргументов в пользу концепции «национализации» Сталиным большевистского интернационального проекта, принято считать, что она стала результатом рационального союза сталинской власти с русским политическим национализмом, тактически начатого ещё Троцким и др., а сам Сталин лишь в декабре 1924 года выдвинул лозунг «социализма в одной стране», вслед за тем, как Бухарин в феврале заговорил об одной стране в изоляции (краткое резюме этой концепции: М. Агурский. Идеология националбольшевизма. Paris, 1980. С. 201–203). Авторам этой схемы следовало бы, однако, признать, что в главном она восходит к антисталинской критике в публицистике Троцкого, а не к изучению доктринального марксистского контекста и полноты взглядов Сталина. И, главное, эта схема не проводит ясной границы между абстрактным, среднеарифметическим «русским национализмом» и политикоэкономическим (сугубо терминологическим) «национализмом» государственности, народного хозяйства, суверенитета и т. п. Не говоря уже о национальных приоритетах главных социалистических сил Запада, фактом были их страновые различия, ставшие острыми во время Первой мировой войны. На деле уже первое приближение показывает, что о национальном масштабе русской революции большевики задумались ещё до Октября: «Мы перешли с курса на мировую революцию на курс национальной революции», – говорил член Петросовета и Петроградского комитета РСДРП(б) Антонов на совещании ЦК, ПК РСДРП(б) и большевиков-делегатов Всероссийского Демократического совещания в Петрограде 24 сентября (7 октября) 1917 года (Петербургский комитет РСДРП(б) в 1917 году: Протоколы и материалы заседаний / Подгот. Т. А. Абросимова, Т. П. Бондаревская, Е. Т. Лейкина, В. Ю. Черняев. СПб., 2003. С. 473).
П. Б. Струве. В чём революция и контрреволюция? // П. Б. Струве. Избранное / Сост. М. А. Колеров. М., 1999. С. 254–255.
П. Б. Струве. Размышления о русской революции // П. Б. Струве. Избранное. С. 286–287