Кремль 2222. Севастополь. Владислав Выставной
знаешь.
Книжник пожал плечами:
– Так то небось в Последнюю Войну было?
Слава не ответил, и семинарист продолжил:
– Так откуда ж нам знать? Мы и собственную историю только-только узнавать начинаем…
– Собственную? А наша история для вас что же, чужая? – со странной интонацией произнес Вячеслав.
Книжник сначала не понял, что он имеет в виду. Но когда поглядел в его странные светлые глаза, до него дошло. И это понимание стало открытием для него самого – и открытием не слишком приятным.
Вот он, один из самых образованных людей Кремля, едва не получивший высший сан Хранителя Памяти. Он всегда был уверен, что живет во благо людей, что пытается докопаться до правды, отыскать и сохранить забытые знания. И все – ради своих, ради кремлевских.
Но он совсем забыл, что Кремль – всего лишь вершина гигантского айсберга, центр огромной, великой страны, о которой уже начали забывать те, кто плоть от плоти ее, ее дети. Что история каждого уголка этой скрывшейся во мраке страны – это и есть его собственная история. Что легенда с именем Севастополь – это его, его личная легенда. А вот, выходит, и не легенда вовсе, а явь, пытающаяся пробиться в его жизнь.
– Значит, ты оттуда! – севшим голосом произнес Книжник. Сделал шаг вперед, желая получше разглядеть человека, словно явившегося на землю из древнего мифа. – С ума сойти…
Слава не ответил. Он ждал продолжения.
– Я так и не понял, – вмешался Зигфрид. – «Оттуда» – это, вообще, где находится?
– Далеко, – глухо сказал Книжник. – На юге.
– На юге? Я думал, он с севера. Он с северной стороны в город вошел.
– Это так далеко, что уже не важно, с какой стороны он в город вошел. Я даже не представляю, как он сюда добрался.
– Выходит, нужно, раз добрался, – прищурился воин. – Глупо проделать такой путь зря, верно?
– А ты мне не угрожай! – снова оскалился Слава. – Беда всем грозит, и ты не исключение!
– Так какого же черта ты из себя партизана строишь?! – крикнул Зигфрид. – Ты или дело говори, или вообще заткни глотку!
Пленник и вест напряглись, готовые разрядиться новой порцией взаимных угроз и оскорблений. Разговор снова грозил перейти в ссору.
– Стойте! – вмешался Книжник. – Мы же на одной стороне, чего мы грыземся?
– Я не знаю, на чьей вы стороне! – огрызнулся Слава.
Книжник прикусил губу, пытаясь сообразить, как перевести разговор в нужное русло. И сказал:
– Развяжи его, Зигфрид!
Лицо веста пошло красными пятнами. Понятно, о чем он подумал: как смеет этот мозгляк, этот книжный червь затыкать рот потомственному воину! Но бешенство длилось секунды. Кратко обменявшись взглядами, каждый понял свою роль в безмолвно предложенной Книжником игре.
«Хороший и плохой полицейский» – древний как мир прием, позволяющий расположить к себе прижатого к стенке допрашиваемого.
А потому Зигфрид молча выдернул из ножен кинжал. Только на этот раз не стал лихо вспарывать все путы, а аккуратно надрезал