Мастер охоты на единорога. Анна Малышева
тказаться от вашего предложения. Мне кажется, вы требуете от меня невозможного, и я не уверена, что смогу вам помочь.
– А я вот убежден, что только вам это по силам! Мне много о вас рассказывали!
Произнеся эту лестную фразу, ее собеседник сделал несколько шагов и оказался рядом с Александрой, которая невольно встала со стула ему навстречу. Теперь они стояли лицом к лицу, и художница подумала, что никогда еще не видела такой необычной внешности.
«Такой внешности у своего современника!» – уточнила она, стараясь не слишком явно рассматривать хозяина дома, который внезапно задумался, словно забыл о ее присутствии. «Но в «Великолепном часослове герцога Беррийского» оно было бы на своем месте! Совершенно средневековый типаж!»
Человеку, на встречу с которым она специально приехала в Петербург из Москвы, было на вид около пятидесяти лет. При первом же взгляде на него поражала странная бледность лица. В ней не было ничего болезненного, скорее, это была блеклость кожи, почти не бывающей на солнце. Высокий лоб, вдавленные височные кости, крупный хрящеватый нос, слегка одутловатые щеки – все это словно сошло со средневековой миниатюры. Глаза, большие, бледно-голубые, выпуклые, влажно блестевшие, казалось, созерцали нечто, недоступное зрению Александры. Она только успела подумать, что хозяин полностью ушел в свой внутренний мир, как тот вновь заговорил:
– Вы можете, конечно, отказаться от моего предложения. Вы осторожны, и это прекрасно! – Тут он одарил художницу улыбкой, в которой было очень мало веселья и много холода. – Я понимаю, у вас возникли подозрения, законно ли то, что я вам предлагаю. Ведь так?
– Увы… – Александра кивнула, не сводя взгляда с его лица. Оно притягивало ее, мысленно она уже набрасывала портрет этого человека. Давно ничья внешность не будила у нее такого творческого энтузиазма.
– Хорошо… – Мужчина перестал улыбаться разом, будто выключил улыбку. Его глаза не изменили своего отсутствующего выражения. – Я сам виноват, что вы насторожились. Надо было больше довериться вам и рассказать все. Вы ведь почувствовали, что я о чем-то умалчиваю?
…Она и в самом деле сразу поняла, что Павел (он представился ей так по телефону, и сейчас она знала о нем не больше) говорит ей лишь очень малую часть правды. Их общение началось два дня назад. Ей на мобильный позвонили с незнакомого питерского номера. Мужской голос, который она услышала, ей сразу понравился, и она даже толком не поняла, почему. Он был спокойный, в нем звучала холодноватая любезность, а это было ей в тот момент очень кстати: Александра целую неделю сражалась с истеричной заказчицей, переходившей на визг по ничтожному поводу. Общение с Павлом показалось ей по контрасту очень приятным.
Тем более ее заинтриговало приглашение приехать в Питер для переговоров насчет некоего художественного произведения. Павел попросил номер счета, чтобы перевести деньги на дорогу, и никаких деталей не сообщил. Лаконизм был предельный, это указывало на серьезность предстоящего разговора. Клиент явно, как огня, опасался утечки информации и несколько раз повторил, что наслышан от человека, имевшего дело с Александрой, об ее умении хранить тайну. Имени этого человека он не назвал, а сама она не спрашивала, почувствовав, что отвечать на вопросы клиент не склонен.
Разумеется, Александра поехала. Она была рада хоть ненадолго вырваться из мастерской, которая по случаю летней жары превратилась в душегубку. Близкая крыша над мансардой дышала жаром днем и ночью. Открытые окна не спасали. Сквозняки, гуляющие по старому, вымершему особняку, чьи последние месяцы перед реконструкцией были уже сочтены, не освежали. Александре казалось, что она вдыхает и выдыхает огонь. Несколько пейзажей, взятых на реставрацию, хотя и обещали неплохой заработок, но навевали на нее скуку. К тому же заказчица, сдавшая их в работу, отчего-то сразу прониклась недоверием к Александре. Возможно, ей мерещилось, что художница, проживающая в заброшенном доме, может бесследно скрыться с картинами. Александре уже не раз приходилось сталкиваться с тем, что клиентов шокировало ее место обитания. Их можно было понять: они вынуждены были оставлять довольно ценные подчас произведения искусства в мансарде, отгороженной от мира лишь самой простой дверью, пусть и обитой ржавыми железными листами и запиравшейся на примитивные замки. Многих это пугало.
Александре, занимавшейся реставрацией картин и перепродажей антиквариата, становилось все труднее соперничать с конкурентами, принимавшими клиентов в современных мастерских, оборудованных сейфами и сигнализацией, разъезжающими на хороших машинах, подчас с охранником. У этой мастерской было единственное выигрышное преимущество – она располагалась в самом центре Москвы, на Китай-городе. Сама художница пользовалась безупречной репутацией и как реставратор, и как посредник в сделках между коллекционерами. Но ей не раз приходило в голову, что вскоре придется в корне пересмотреть свой образ жизни, чтобы продолжать работать.
«Конечно, такой огромной мастерской мне ни за что не снять, разве что за городом… – рассуждала она. – А если снимать помещение поменьше, мне негде будет повернуться со всем моим хламом… И потом, здесь я ничего почти не плачу за аренду, те гроши, которые