Нулевой километр. Юлия Резник
надеялась. Откинув лохматую голову, он весело захохотал:
– Только никому из местных аборигенов это не рассказывай. А то тебя депортируют. Кстати, куда?
– К-куда? – непонимающе переспросила Дуня.
– Ну, ты откуда такая приехала?
«Какая – такая?» – хотелось спросить, но вместо этого Дуня пожала плечами:
– Из Лондона. Но я гражданка этой страны. И депортировать меня не смогут.
Семен задумчиво кивнул. И уставился на неё так… странно. Дуня почувствовала, как в ответ на этот взгляд в ней натягивается тонкая невидимая струнка. Все сильней. И сильней. Она допила свой коктейль, отставила стакан, понимая, что пора уходить, но внутренне к этому не готовая.
– Пойдем!
– К-куда?
– Покажу тебе море.
– А как же твоя работа? – проявила благоразумие Дуня, стараясь не показать, какой счастливой ее сделало это приглашение.
– У меня перерыв, – бросил Семен, выходя из-за стойки. – Эй, Мариам! Услада глаз моих, подмени меня на несколько минут за баром.
– Сёма, паразыт, я все слышу! – раздался мужской голос с сильным армянским акцентом. А следом за этим из-за шторки выплыла красивая девушка необъятных форм.
– И не надоело тебе отца дразнить?! – широко улыбнулась она.
– Даже не думал! Вот окончишь школу – так сразу на тебе и женюсь.
– Смотри, чтобы я ранше тебе женилку не оторвал! – пригрозил тот самый мужской голос с акцентом.
Семен и Мариам проказливо переглянулись.
– Это моя одноклассница, – пояснил Семен, когда они с Дуней отошли от бара. – И младшая дочь Рубена. – Ткнул пальцем в кричащую вывеску «У Рубена». Оказывается, именно так называлось кафе. Залипнув на этой самой вывеске, Дуня не сразу заметила кое-что другое. Собственно, то, ради чего Семен ее сюда и привел. Бескрайнее синее море, уходящее за горизонт. Так вышло, что из-за причудливого гористого рельефа береговой линии боковая терраса кафе, которая из центрального зала толком даже не была видна, будто нависала над другими забегаловками, сувенирными лавками и детскими аттракционами. И с нее открывался тот самый изумительный вид. Дуня подошла к заборчику, сделанному из ярко-красного уродливого профлиста, обхватила край пальцами и подставила горящие щеки легкому бризу.
Всем своим хрупким телом, каждой косточкой, каждой жилой Дуня чувствовала, что он стоит за спиной. Так остро. Почти невыносимо.
– Значит, ты тоже учишься в школе? – просипела она, понимая, что молчание уж слишком затянулось.
– Скорее мучаюсь. Но, слава богу, остался последний год.
– А в какой школе? Случайно не в двадцать четвертой? – выпалила Дуня, по-детски скрестив пальцы за спиной.
– Ага. В ней. Значит, ты тоже?
– Да! – такое короткое слово, а ее голос сорвался, выдавая волнение.
– Что, и в какой класс попадешь, знаешь?
– Нет. Еще нет. Я только документы привезла. Ой! Моя сумочка… – опомнилась Дуня. – Я забыла ее на баре.
– Это ты зря. Пойдем.
Он