Все по-настоящему. Юлия Резник
что?
Похоже, смущена не только я одна. Ну, не могут же его и впрямь интересовать детские художества?
– Похоже на Валентинку. Знаешь, такие открытки, которые дарят в этот праздник друг другу.
Клим берет согнутую пополам бумажку, раскрывает её и залипает на довольно сомнительном художестве трехлетней Седы. Как будто перед ним картина какого-нибудь великого импрессиониста, а он что-то понимает в искусстве. Не знаю, может быть, в этом вопросе мы с ним не сходимся, но вот лично мне сложно найти какой-то смысл в каракулях и пятнах. Впрочем, я могу быть предвзята. Мой биологический отец – тот еще импрессионист. Как-то я видела его выставку по телевизору. Собственно, как и самого отца.
– А где моя?
– Кто?
– Что! Валентинка.
– Ты шутишь?
– Вот еще. Я, можно сказать, первый раз в жизни день влюбленных праздную, а моя жена даже о подарке не позаботилась!
– Тш-ш-ш! – делаю страшные глаза и киваю на детей. – Я ненастоящая жена!
– А как же документ? – сделав ударение на вторую гласную, шевелит бровями Клим.
– Хочешь Валентинку? Ладно… Тогда я требую подарок взамен!
– Колечко с большим бриллиантом? Или маленькую яхту? – прищуривается тот. Презрительно морщу нос, протягиваю Климу чистый лист офисной бумаги, фломастеры и под его почему-то изумленным взглядом берусь за простой карандаш. Отпиваю из бокала, задумчиво закусываю губу, быстрыми штрихами прорисовываю контур сердца. Настоящего, а не того, что лепят на поздравительные открытки. Рисую правый и левый желудочки, коронарные артерии, верхнюю и нижнюю полые вены, аорту… Прикусываю кончик карандаша, обдумывая, чего бы добавить для полноты картины – по идее, логичным было бы нарисовать капли крови, но я-то знаю – если задеть аорту – кровища будет бить фонтаном до самого потолка. Впрочем, наверное, можно сделать скидку на достоверность. Изображаю крупную каплю и две поменьше. А под ними черную кровавую лужу.
В дверь звонят. Удивленно гляжу на Клима и, быстро дописав «С любовью. Татевик», выскакиваю в коридор. Следом за мной, конечно же, высыпают и дети. Открываю замок, распахиваю дверь, впуская в квартиру ураган по имени…
– Мама?! А ты почему… как… А где Ануш?!
– Я вместо неё! Ну-ка, дай на тебя посмотрю…
– Ани-джан! Ани-джан! – захлебывается восторгом Седа, бросаясь в объятья моей матери.
– Вот! – бормочет она, одной рукой подхватывая маленький ураган, а второй – протягивая мне бутылку, – дядя Гагик передал из Еревана.
Я забираю презент из маминых рук и замечаю, как в один момент ее лицо меняется. И, кажется, я знаю, что становится тому причиной.
– Добрый вечер, – слышу хриплый голос за спиной. Мать переводит на меня вопросительный взгляд и высоко-высоко приподнимает черную бровь.
– Добрый… А это…
– Это не муж! Они спали с Татой-джанцелую вечность. А потом он ее трогал. – Пухлая ручка Наринэ ложится на плоскую грудь, а бровки со значением поднимаются вверх.
Да чтоб его!