Ударом на удар. Михаил Серегин
насмешливо зацокал языком мужчина. – Только он, голубушка, неуместен в данных обстоятельствах. Наигранно, я бы сказал. – До этого сидевший неподвижно, он закурил, достав лежавшую в бардачке пачку «Пэлл-Мэлл».
– Вы не имеете права удерживать меня силой! – вскипела Светлана. – Выпустите меня!
– А вы продадите свою долю завода?
– Нет, – Светлана решила до конца придерживаться одной линии, она знала, что борется не за завод, а за Владимира.
– Поехали, – бросил мужчина. – Заклей ей рот, – скомандовал он сидевшему рядом со Светланой парню в шортах, тот, что был в трико, сидел за баранкой.
Напрасно Светлана вырывалась, рот ей залепили скотчем. Машина мягко тронулась. Метров через сто она остановилась.
– Везите ее в условленное место, – небрежно сказал мужчина, – я позже позвоню. Глаз с нее не спускайте. И никакой самодеятельности, – веско добавил он.
Хлопнула дверца. Светлана поняла, что мужчина, говоривший с ней, вышел. Итак, она осталась одна с бандитами. Те не отличались разговорчивостью, ехали молча. Примерно через полчаса прибыли на место. Светлану вывели из машины и втолкнули в какое-то помещение. В нос ей ударил запах сена. Развязали повязку. Она стояла посреди сарая, где вместо постели была навалена гора соломы. Под находящимся под самым потолком окном стоял старый бидон из-под молока. Ей связали руки, прежде чем она успела сделать пару шагов.
– Вот, – удовлетворенно хмыкнул парень в шортах, – посиди, подумай, авось чего надумаешь.
Бандиты покинули сарай, заперев дверь снаружи. Оставшись в одиночестве, Светлана подошла к куче соломы и неловко села. Ее пронизала, точно молния, мысль о том, что вдруг она больше никогда не увидит Полунина! Ее затрясло, точно в лихорадке. Что же это, из-за каких-то отморозков рухнет вся ее жизнь?!
Сколько она здесь просидит? День, неделю, месяц? А может, это место станет для нее последним местом при жизни? Теперь, несмотря на жару, ее бил озноб. А что, если пойти у них на поводу, – размышляла она, – что, если продать свою долю завода? Если ее отпустят, она сможет помочь Владимиру если и не действием, то своим присутствием. А сидя здесь, что она выигрывает? Если его убьют, то зачем ей вообще после его смерти нужны будут эти пять процентов. Что же, все-таки продать? А где уверенность, что они сохранят ей жизнь? Нужно потребовать гарантий. Но какие гарантии они могут дать? Она вспомнила снисходительно-холодный, а потом откровенно враждебный голос разговаривавшего с ней в машине мужчины.
Но как только она представила, что Полунина освобождают, а она не может обнять его, не может перекинуться с ним словом, кровь ударила ей в голову и она уже не могла связно и деловито думать о перспективах такой продажи. Что будет с «Нефтьоргсинтезом» – было уже на втором месте, на первом – возможность находиться рядом с мужем. Но он сам, как он взглянет на то, что она продала принадлежащие ей акции? Конечно, он одобрит ее действия, она не сомневалась, что Полунин пойдет на все, пожертвует всем, лишь бы она была жива и свободна. Но она сама-то, не будет ли она себя позже упрекать,