Собаки мертвы. Элла Войта
коньяк. Саша пила редко, только когда совсем не пить было нельзя по работе. У нее просто не оставалось ни времени ни сил, чтобы расслабляться в свое удовольствие. Вот у Волгина оставалось, а у нее нет. А все потому, что Волгин, по большому счету, ни за что не отвечал, был лишь говорящей головой, лицом из телевизора. Он поселился в очень удобной норке, неподалеку от верхних этажей улья, где живут самые ценные трутни. Это ей, рабочей пчелке, приходилось мотаться по всей конструкции, выстроенной трудолюбивыми собратьями. Скажите, как вечером можно пить и заниматься разными приятными глупостями, если в шесть утра уже надо быть в студии, потому что съемки расписаны на все двадцать четыре часа? Как можно успевать кого-то любить, когда целый день носишься, как белка в колесе? С утра съемки, в полдень встреча в Днепро, потом обед в Киеве, а вечером вечеринка в Варшаве, на которой надо присутствовать обязательно? Как при таком графике можно что-то успеть, кого-то заметить?
А теперь она сидела и пила в одиночестве, как законченная дура. Сама во всем и виновата. Когда-то хотелось любви, чувства защищенности, но всем этого хочется, тоже мне новость… Любви и защищенности каждому отпущено определенное количество и ничего с этим не поделаешь. Если ты хочешь писать картины, а Бог не дал тебе таланта, разве ты всю жизнь переживаешь по этому поводу? Если мечтала стать балериной, а у тебя случился диабет и ты с десяти лет имеешь лишний вес, разве ты переживаешь? Берешь и живешь, как получается. Так и по поводу любви нечего сокрушаться, не всем дано. Твоя любовь уже кончилась. Мужчина-мальчик давно покинул тебя, они все покинули тебя… А с Волгиным нечего было и пытаться, он был изначально проигрышным вариантом.
Она сделала еще один глоток коньяка. Живительное тепло срабатывало все хуже и хуже.
Все начало разваливаться уже через год. То, что поначалу она приняла за общность интересов, за приятное товарищество, из которого могло получиться нечто крепкое, оказалось пшиком. Полным говенным пшиком, а человек, который показался ей чуть ли не родным, оказался пустышкой. А хуже всего было то, что тогда она и начала понимать, что вся ее жизнь не более чем пустышка. Театр теней, где за вырезанными из картона фигурами нет никого и ничего. В тридцать четыре года у нее, ведущей популярнейшего шоу «На Говерле», нет никого и ничего. Даже детей нет, потому что это не ее дети, а Лорика. Или каких-нибудь инопланетян, которые подкинули ей близнецов на время межгалактической экспедиции.
Через полгода после свадьбы с Владом Волгиным, того еще масштабного события, до нее стали доходить шепотки. Шепотки мерзкие, как муравьи под кожей, но именно они, как известно, и оказываются правдой. Волгина видели то в обществе футбольной звезды, с которой он пил пиво на брудершафт не размыкая объятий, то в обществе старлеток, рвущихся в мир шоу-бизнеса с азартом голодных гиен. А то и вовсе в сомнительных компаниях, которые выкупают клубы и арендуют лимузины, а после уборщики выгребают такое дермище, что и представить страшно.
Сначала