Большое голодное путешествие. Михаил Николаевич Васильев
сыр (попробовать), две маленьких бутылки «Колокольчика», и, зачем-то, чеснокодавилка. Диковинное приспособление. Потом, в Таллине, в подобном универсаме, в компанию к чеснокодавилке, мы купили яйцерезку, не менее диковинную штуку. На сдачу нам вежливо предложили жвачку. «Давай, давай! Эстонская!» Отец увидел сигареты, и попросил пачку «Leek», красную, со звездочками. Перекусили в машине, перевели дух. Я ощущал неодобрительные взгляды проходящих мимо эстонцев. «Понятно. Тут так не принято».
Тронулись в путь. Уже по Эстонии. Дорога – идеальная. Отец не перестает восхищаться. Еще он отметил, что на крутых поворотах она устроена необычно. Уклоны – как на велотреке, чтобы не выносило. «У нас так не делают». Они и раньше все это подмечали. Но теперь – объясняли мне. Как повзрослевшему. Справа, временами, виднелось море. Финский залив. Я увидел, как вдалеке, из одинокой тучки, падали косые серые лучи. Это дождик. Проехали Силламяэ, поворот на Кохтла-Ярве, виднеются большие трубы. Там добывают сланцы. Говорили, что больше в Эстонии ничего нет. Одни сланцы. Я, например, до сих пор, так и не понял, зачем нужны эти сланцы. Поселки, городишки, хутора. Такие аккуратные, игрушечные. На обочине то и дело стоят бидоны с молоком. Население добровольно сдает республике излишки. Молоко превращается в ту самую пахту, и продается в больших магазинах.
Дело – к закату, но не темнеет. Это Белые Ночи. Питер не успел их полностью приватизировать. Дорога стала еще живописнее. Указатели на эстонском языке. Названия навсегда отпечатались в памяти. Поворот на Раквере, развилка. Потом – Хальяла, Куусалу… Хочется петь. Я пою! Я – почти за границей! Уже все по-другому. Уже все, как «там». Подъезжаем все ближе к Таллину. Дорога стала широкой, многорядной, с разделительной полосой. Надо же – ограничение 110 км/ч. Европа! Почти автобан. Поток уплотнился, скорость резко упала. Похоже, ремонт. Левый ряд – под «кирпичом», по правому – ограничение 40 км/ч. Машины выстроились в линейку, потихоньку двигаются. Левый ряд совершенно свободен, ни ям, ни ухабов, ни гудрона, ни вылетающей щебенки… Но что делать? Нельзя, так нельзя. Ехали так минут десять-пятнадцать. Мы с мамой подзуживаем отца.
– Чего мы плетемся? Свободно же…
– Видишь – все едут спокойно, значит надо.
– Да брось ты… Так до ночи не приедем. Скоро, вон, темнеть начнет.
– Знак же был! И все, смотри, как едут. И не темнеет сейчас.
И так далее… Отец не выдержал и выругался. Была – не была! Резко свернул влево, выехал в левый ряд, и прибавил. Раздался громкий сигнал, потом – другой, третий. Монотонный вой. Мы повернулись. Водитель, который был в тот момент напротив нас, опустил стекло, и, со спокойным лицом, поднял левую руку с отодвинутым назад большим пальцем. Еще, кажется, покрутил у виска. В его взгляде мы отчетливо прочитали: «Парень, не будь самым умным. Видел знак? Вернись в хвост. Вооон – туда.» Папа снизил скорость, показал поворот, и поток моментально предоставил нам место. «Извините, больше не буду. Во дают! Не забалуешь. А мы