Мой гениальный залёт. Ева Ночь
разные люди – понятия не имею. Но то, что я понять не могу этого человека – безусловно.
Я вздохнула, отпила чая с мятой. Сбежав из столовой, я уединилась в своём кабинетике – очень скромном и непритязательном (Вадя всё же у нас посолиднее да и, что уж – поважнее даже в плане нашего совладения. Ненамного, но перевес преимуществ налицо), и решила переждать, пока уляжется буря внутри.
Больше всего я жалела о брошенном обеде. Супчик словно в бездонную бочку провалился. А там ещё спагетти под соусом остались, мясо и салат, сок и пончики, что тают во рту. А нас, между прочим, трое. И мы почти голодные! Так жалко себя стало, хоть плачь.
И на этой драматической ноте вдруг кто-то осторожно постучал в дверь. Я даже рот открыть не успела, как она распахнулась, являя очам всё того же Кострова.
То, что он постучал, само по себе удивительно. А то, что заявился – нет. Он же теперь почти хозяин Вадиной половины, имеет право оглядывать владения и челядь. Применять на себя функции нового барина. Захочет – по загривку приласкает, а нет – выпорет на конюшне.
Мысли мои потекли не в том направлении, и внутри сладко ёкнуло, когда я представила, чем можно заняться с Костровым на сене.
Ёлки-палки, я почти мать двоих детей, куда меня несёт? В какие дали? Да ещё с Костровым. С этим неврастеником в разведку и в космос категорически нельзя – если не предаст, так точно запорет любую операцию своей несдержанностью.
– Юлия Сергеевна, можно? – сама невинность и простота! На лице Кострова – умиротворение и благодушие.
– А почему не с ноги? Вам бы этот стиль больше подошёл. Точнее, идеально вписался в образ крутого перца.
Павел Дмитриевич вошёл внутрь и закрыл за собой дверь. Деликатные, но очень уверенные действия. Я так увлеклась его разглядыванием, что пропустила сигнал тревоги. Да что там – вой сирены, предвещающей беду, не услышала.
Как бы это помягче сказать?.. Меня накрыли эмоции. Не могу объяснить точно, но, кажется, гормоны – это ужасная штука, которая пагубно влияет на не привыкший к его скачкам и выкрутасам организм.
Меня тянуло к Кострову. Неимоверно. Вот в столовой он раздражал – я его убить готова была, порвать на клочки. А сейчас… он меня волновал. В животе слоноподобные бабочки размером с кулак выплясывали дикий канкан.
Я хлебнула ещё чая, чтобы и слоников успокоить, и в чувства прийти.
– Я устал быть крутым перцем, – признаётся эта скотина и честно смотрит мне в глаза. Неслыханно. Дерзко и в то же время бесхитростно, как ребёнок. – Можно я побуду самим собой?
Егор
Она меряет меня уничтожающим взглядом. Изучающе и подробно. Мне даже нос захотелось почесать и с ноги на ногу переступить, но я мужественно сохраняю Пашкину раскованность и свой фирменный доброжелательный взгляд.
– Осталось ещё что-то, чего вы на меня не вывалили? Не всеми своими адвокатами ещё запугали? Я не буду подписывать бумаги, потому что не собираюсь быть мышечным мешком, что вынашивает ваших детей.
Никогда не думал, что однажды мне захочется прибить собственного брата-близнеца.