Под опасным солнцем. Мишель Бюсси
дверью и надрывать глотку, потому что соседи слышали крики или выстрелы или, наоборот, который день из-за двери ни звука. И каждый раз он, наверное, боялся того, что увидит там. И ему, и его людям, наверное, часто приходилось вышибать дверь.
Мой капитан взялся за дверную ручку, и она повернулась.
Уже легче, хотя бы имущество пансиона портить не пришлось.
Янн вошел. Я осталась позади, у входа, и попыталась, стоя между Элоизой и Танаэ, заглянуть в комнату. Был бы он не такой здоровенный, мой капитан… Я смотрела ему в спину и вдруг увидела, как он пошатнулся.
Я заорала, и, как ни странно, первое слово, которое у меня вырвалось, было не «мама».
– КЛЕМ!
Мартина лежала на кровати.
Мертвая. Холодная. Задушенная.
– Танаэ, уведи Майму, – тут же велел Янн.
Я упиралась, но Танаэ не оставила мне выбора, потащила в зал к По и Моане.
Все мое тело сопротивлялось, начиная с ног, которые отказывались идти. Но у них тоже не было выбора.
Янн
С шеи Мартины на белую простыню сбегали красные бусины – кровавое ожерелье, выглядело все так, словно ее задушили тонким красным шнурком.
Янн подошел ближе. У него за спиной Элоиза укрылась в объятиях успевшей вернуться Танаэ.
Мартину не задушили, ее закололи! Многократно закололи. Раз десять ткнули; орудие убийства, стальное жало, осталось торчать в последней ранке, на уровне сонной артерии.
Голос Танаэ у него за спиной дрожал.
– Это… Это игла дермографа. Инструмента татуировщика.
Янну хотелось опереться на изголовье кровати, рухнуть на стул, взять стакан и побрызгать себе водой в лицо, он с трудом удерживался.
В ушах у него звучал голос Фарейн. Не смей ничего трогать!
– Ничего не трогайте! – нетвердым голосом распорядился он. – Только ни к чему не притрагивайтесь. Элоиза, твоим телефоном можно фотографировать?
Элоиза протянула ему свой мобильник, и Янн принялся снимать место преступления с разных точек.
– Ничего не трогайте, – бормотал он, хотя Танаэ и Элоиза и так стояли не шелохнувшись.
То, что Янн увидел в бунгало «Уа-Поу», испугало его даже больше, чем игла, воткнутая в шею бельгийской старушки.
Судя по тому, что кровь свернулась, Мартина умерла несколько часов назад. Но ведь ночью не было никаких криков, иначе все проснулись бы. И в комнате никаких следов борьбы. Лицо у старушки безмятежное, будто она не мучилась, и, каким бы невероятным это ни казалось, будто она не сопротивлялась, спокойно позволила втыкать ей в сонную артерию смертоносную иглу.
На столике розового дерева стояли два стакана.
Выходит, Мартина знала того, кто на нее напал. Ее не убили во сне, ее не застал врасплох грабитель, она сама впустила убийцу, предложила ему выпить, поговорила с ним, а потом он ее заколол.
Янн подозревал, что Танаэ с Элоизой пришли к тем же выводам.
Почему?
Кто?
Кого Мартина могла знать на Маркизских островах, кроме постояльцев «Опасного солнца»?
Никого! Никого,