(Не)реальный. Джина Шэй
наказание. И как бы Аленке сдержаться и не попросить завернуть ей два «наказания» по цене одного? Ну – сразу не попросить, дать Максу хотя бы чуточку выдохнуть. Потому что она-то его вполне могла и заездить, зря, что ли, Вадик презрительно именовал Аленку нимфоманкой? Так, нахрен Вадика, тут Макс!!! Охренительный, сногсшибательный Макс, который точно не на всякую женщину обращает внимание. Но обратил же, обратил! И никого не должно быть в мыслях Аленки кроме него. И уж точно – рядом с ним в голове Аленки не должен соседствовать ни один мудак. Там должен быть лишь только Макс, который сейчас тихо постанывал от того, как его ласкала Аленка, заставляя девушку лишний раз гордо улыбаться – в мыслях, конечно, потому что рот был занят членом.
Никогда в жизни Аленка не получала такого удовольствия от минета. Казалось бы, чем гордиться – стоишь на коленях, вроде как унижаешься, и все удовольствие доставалось мужчине, а вот хрен. Это было охренительное чувство – ощущать лишь, что одним лишь движением языка, одним лишь прикосновением губ ты заставляешь мужика – взрослого, здорового, опытного мужика – вздрагивать, слабеть, забываться, хватать воздух ртом, как выброшенная на песок рыба. Да он не мог сейчас ничего делать, лишь только касаться Аленкиного затылка подталкивая её к себе чуть сильнее, чем она сама делала. И эта его слабость безумно будоражила, заставляла собственное самолюбие удовлетворенно усмехаться. Она могла заставить этого потрясающего мужчину думать только о ней и ни о ком большем. Ничто не имело значения – только это. Она могла впиваться пальцами в эту подтянутую задницу, с которой самолично стянула и трусы, и джинсы. Ей-богу, эмоционально Аленка могла кончить и второй разик, чисто от того, насколько ей в кайф было ощущать отдачу. Не чью-нибудь – Макса Ольховского отдачу.
Нужно сказать, в какой-то момент Макс попытался Аленку притормозить, но она нетерпеливо дернула плечом, лишь ускоряя движения ртом. Он довел её до конца, и она доведет…
– Боже, Санни…
Теплое солоноватое вязкое семя ударило в небо, на краткий миг затмевая своим специфичным вкусом все прочие ощущения. Аленка глянула на Макса снизу вверх, чудом не улыбаясь. Ей понравилось заставлять его кончать. Как бы этим не увлечься. Язык Аленки скользнул по губам, облизывая их.
– Зараза. – Выдохнул Макс и, прихватив одной рукой джинсы, натянул их заново – хотя лучше бы снял, понятно же, что долго на нем не удержатся. После этого Макс прихватил Аленку за плечи и дернул вверх, поднимая в колен. Вжал в стену, снова – в соседнем номере, наверное, охреневали уже. Хотя им сегодня предстояло охренеть еще больше.
Жадные до невозможности губы впились в Аленкин рот. Это был настолько агрессивный поцелуй, что у Аленки в животе голод выкрутился в какой-то невозможно плотный и болезненный комок. Ей-богу, будто сожрать хотел заживо, и плевать, что во рту у Аленки все еще оставался его, Макса, привкус. И даже этот поцелуй заставлял хныкать в предвкушении. Ей смертельно хотелось, чтобы он ей засадил. Вот этот вот его член – который, к удивлению Аленки,