Мелкий Дозор (сборник). Сергей Лукьяненко
гудели назойливой мошкарой. Впрочем, нет, не назойливой. Скорее они только подчеркивали покой и размеренность, что царили в санатории в утренние часы. Никто не торопился запихнуть еду в рот, чтобы быстрее помчаться по неотложным делам, никто не перекусывал на бегу и кое-как – здесь питались обстоятельно, со вкусом и без капризов.
Я присматривался к соседям. Соседи присматривались ко мне, шепотом делились друг с другом впечатлениями. Наконец от столика справа ко мне перегнулся седоусый дедок.
– ООО? – спросил он твердым голосом.
– Н-нет, ЗАО, – запнувшись от удивления, ответил я. – Закрытое акционерное общество «Гидроприборснаб-восемьдесят».
Дедок недовольно поджал губы, затем вежливо уточнил:
– Я спрашиваю – какой у вас диагноз? Мы тут решили, что открытое овальное окно. ООО. Это верно?
Помотав головой, я объяснил. За соседним столиком заохали, запричитали – такой молодой, такой здоровый на вид, как же так, что ж за жизнь проклятущая, стрессы, радиация, депутаты… Мысленно возблагодарив чуткого администратора, я извинился и вышел из столовой.
Не люблю, когда меня жалеют. Никогда не любил. Случалось, что мне на секундочку хотелось сочувствия, и тогда я переставал любить себя. Да, я не герой, хотя и метил когда-то в герои, но это не повод показывать другим свою слабость. Примерно в этом месте своих размышлений я вспомнил, каким жалким был вчера в лесу, и приуныл.
На колонне в холле висела красочная афишка, отпечатанная на обычном цветном принтере. Творческая встреча.
– Это что же, – спросил я у проходящего мимо медработника, – к вам и артисты приезжают?
– Почему приезжают? – Он подошел ближе и, близоруко сощурившись, вгляделся в афишу. – Эмма Георгиевна не приезжает, она здесь живет.
– После операции восстанавливается? Или так, профилактически?
– Просто живет. – Он пожал плечами. – У нее есть определенные проблемы с сердцем, не без этого. Но сюда она переехала из-за тишины. Репетирует, разучивает роли, подыскивает типажи. Раз в неделю водитель отвозит ее в город, в театр. Ей вообще-то восемьдесят, но она бодрячком, все еще играет на большой сцене. Играет – и возвращается сюда. А по понедельникам развлекает здешнюю публику – то творческую встречу устроит, то просто стихи читает. Лет пять уже, по-моему.
– Пять лет?! – с нескрываемым ужасом переспросил я.
– Ну а что вы так удивляетесь? У нас несколько таких постояльцев. Пять лет – далеко не самый большой срок. Аристарх Филиппович, к примеру, девятнадцать лет радует нас своим присутствием.
Меня аж качнуло. В санатории. В номере, которому никогда не стать по-настоящему обжитым. В пропахших лекарствами коридорах. В тесном соседстве с больными и умирающими. Девятнадцать лет… Кошмар.
– Аристарх Филиппович – это тоже актер?
– Ученый. Профессор. Одинокий – ни родных, ни друзей.