Темная история. Ольга Шумская
на груди. – У меня нет вещей, и, раз я здесь на три дня, мне нужно пройтись по магазинам. Увидимся завтра, на конференции.
– Увидимся завтра, – отозвался Филипп. Его волосы трепал ветер, и светлые пряди лезли в глаза, скрывая их выражение; момент удивления прошел, и сейчас на его лице нельзя было прочитать ничего.
Отчего-то Габриэль почувствовала себя так, словно совершает предательство. Она повернулась и пошла на выход, с каждой секундой все ускоряя шаг.
Филипп проводил ее взглядом – и отвернулся лишь тогда, когда Габриэль скрылась за воротами.
Ощущение чужого взгляда, присутствия за плечом, неотвязно маячившего где-то на периферии всю ту долгую лондонскую ночь, пропало, и Филиппа больше не тянуло озираться и искать, откуда может прийти опасность. Берлин был чист от непонятной чертовщины – и, пожалуй, не отпускать от себя Габриэль было попросту глупо.
…Что ж. У нее были свои секреты. Своя жизнь, никаким боком не касающаяся его.
И он был последним человеком, кому следовало лезть в чужие тайны. Пусть предлог, выбранный для побега, и ощущался неприятной ложью.
МакГрегор приложил пропуск к панели и потянул на себя стеклянную дверь. Та подалась бесшумно и плавно, пропуская его внутрь здания. Филипп поднял глаза на стойку, за которой сидела невозмутимая светловолосая секретарша, но его взгляд не задержался на лице девушки, скользнув выше – туда, где на стене были подсвеченные изнутри логотипы.
Бело-зеленый, больше похожий на герб футбольного клуба, знак австрийской компании. Эмблема его собственной организации, земной шар и круг прицела. Строгие буквы немецких фирм. И, наконец, витиеватый вензель, заключенный в круг; старинный герб известной во всем мире бельгийской фабрики.
Филипп так долго и пристально смотрел на последний символ, подсвеченный холодноватым синим цветом, что секретарша обеспокоенно двинулась, переменив положение.
– Я могу чем-то помочь?…
Двери лифта сбоку от него открылись бесшумно, и Филипп не ответил девушке, потому что почувствовал спиной чужой взгляд.
– МакГрегор, – язвительный, откровенно недобрый голос шагнувшего из лифта человека был нежеланным осложнением.
– Ферле, – холодно отозвался Филипп, разворачиваясь к старому знакомому всем корпусом. Взгляды скрестились, как дуэльные рапиры старых времен.
Ему было чуть за тридцать, этому худощавому мужчине с художественно взъерошенными светло-русыми волосами; подвижное лицо с тонкими чертами странно оживляли прозрачные зеленовато-голубые глаза, в которых за какую-то секунду мог смениться добрый десяток эмоций.
Сейчас во взоре Даниэля Ферле светилась откровенная насмешка; ее без труда можно было проследить и в тоне его голоса, окрашенного мягким чужим акцентом.
Валлонец, из французской части Бельгии. Представитель той самой компании, чей экзотический вензель столь упорно рассматривал Филипп над стойкой.
Больше, чем представитель. Наследник.
Старый неприятель,