Лейтенант запаса. Николай Александрович Юрконенко
сидевшего в кабине. Отец выскочил из кузова, видно, хотел сесть за руль, но его ранили… Мать забросала меня какими-то тряпками, сверху накинула отцовскую шинель, сама схватила автомат и тоже выпрыгнула из кузова. Хорошо помню ее последние слова: «Не шевелись, Сереженька, может, не найдут! А при первой возможности – беги в лес!» Я и не шевелился, только шинель приподнял, чтобы видеть маму… Она успела две-три очереди дать по бандитам, потом ее сбили с ног.
– А отец, что с ним? – Игорь судорожно облизал пересохшие вдруг губы.
– Его бандеровцы не трогали, думали, что убит. А он пришел в себя и стал стрелять из пистолета… Он неплохо стрелял, двоих уложил сразу, а Стаху'ра не сумел, только в плечо ранил…
– Кто такой Стахур?
– Командир боёвки, атаман, что ли… До конца жизни не смогу забыть этого зверя со шрамом через все лицо и с располосованной левой бровью. И слова его никогда не забуду!
– Какие слова? – Игорь едва смог задать свой вопрос, в горле спазм, сухое колотье.
– Которые он отцу сказал: «За мою кровь, коммуняка, я из тебя все жилы шомполом повыкручиваю!»
– И как же вы, Сергей Николаевич? – спросил Игорь и не узнал своего голоса.
– А что я? Закусил рукав отцовской шинели и стиснул зубы, чтобы не закричать, когда мать поволокли к обочине дороги и стали сдирать с нее одежду. Но тут бандиты услыхали мотор бронетранспортера, который шел по дороге. Кто-то заорал: «Пане Стахур! Краснюки едуть!» Забегали, по очереди из автомата в каждого убитого еще всадили. Маму застрелил из пистолета лично Стахур. Схватил ее за волосы, намотал их на руку, все хотел на колени поставить перед отцом, чтобы он ее смерть увидел, а получилось, поставил прямо перед моими глазами, мне из-под шинели было видно всё… Мама кричала: «Не смотри! Не смотри!» А отец все смотрел, глаз не сводил с нее. Стахур выстрелил ей в спину несколько раз… И каждая пуля, будто в меня… Отец собрал последние силы, попытался сбросить с себя бандитов, но их было много, держали крепко… Только через много лет я понял, что не ему мама кричала свое: «Не смотри!» Она мне это кричала…
– Что было потом, Сергей Николаевич? – Игорь сидел с бледным лицом, он был потрясен.
– Потом подошел отставший бронетранспортер и начался бой. – Никитин судорожно вздохнул. – А я так и лежал под шинелью, ноги-руки отнялись… Бандеровцы, отходя, обстреляли и подожгли и машину. Я закричал. Кто-то из пограничников бросился в кузов и вытащил меня, – капитан замолчал, уставившись в одну точку. Потом поднял глаза на лейтенанта. – Вот так, Игорь, на войне я не был, а ранение получил в настоящем бою, – он поднял рукав, и лейтенант увидел овальный укус пули на правом предплечье.
– А отец, что с ним?
– Его нашли позже, когда прочесывали леса на Верховине. Обрубками ног он упирался в развороченный муравейник, руки были прикручены к дереву, на груди – кровавая звезда… – Никитин стиснул пальцы в замок, трудно выговорил. – Никогда не прощу себе, что не бросился к отцу на выручку. Видел же, как бандиты взваливают его, связанного, на коня. Может, удалось бы