Две жизни. Часть II. Конкордия Антарова
на них не лезла, да и выдали бы меня с головой. Даже у нас, где у многих хорошие волосы, мои косы до полу всех удивляли. Вот я их и отрезала, – спокойно ответила Наль.
– И вам не жаль было лишать себя такой исключительной красоты?
– Ах, Дория. Красота – это такое растяжимое понятие. До сегодняшнего дня я думала, что мой муж красивее всех на свете. А сегодня поняла, что красота может быть еще и божественно прекрасна.
– Да, – засмеялась Дория, – я согласна, что вы божественно прекрасны, и никакая богиня Олимпа вам не страшна. Но разрешите мне причесать вас по моде, а то мы гонг пропустим.
Уложив волосы Наль большим узлом на затылке, спустив по бокам небольшие локоны, Дория укрепила прическу желтым черепаховым гребнем и такими же шпильками, отделанными мелкими бриллиантами. Наль стала выбирать платья.
– У нас надевают много халатов, один на другой. А как по вашему обычаю, нельзя ли надеть все платья сразу? Они так прекрасны.
– Нет, никак нельзя, – смеясь, разводила руками Дория. – Надо решиться на что-нибудь одно.
– Как жаль, – так серьезно сказала Наль, что Дория снова покатилась со смеху. Наль вторила ей и, наконец, надела золотистого мягкого шелка платье, отделанное у шеи и рукавов кружевом. Тонкая, высокая шея, выступающая из едва открытого ворота, короткие рукава, – все изменяло Наль до неузнаваемости.
– Я вижу, вернее слышу, что вы превесело одеваетесь. Можно войти? – услышала Наль голос Николая.
– Ах, нет, никак, – закрывая обнаженную шею и ища, чем бы прикрыть голые руки и обтянутое платьем тело, вскрикнула Наль.
– Как нельзя? Да ведь вы совершенно готовы, – удивился Николай, видя свою жену в полном туалете.
Наль, закрывая все так же шею, с полными слез глазами стояла перед ним.
– Что случилось, Наль? Кто вас обидел? В чем дело? Я только хотел сказать, как вы необычайно хороши в этом платье, но ваши слезы расстроили меня. Я даже забыл, зачем пришел.
– Ну, уж я понял, что без меня здесь не обойдется. И чтобы первый завтрак прошел весело, явился сам вести тебя в столовую, дочь моя, – сказал Флорентиец. – Тебе неудобно и неловко в доме отца, а им ты меня признала, в обществе мужа, которого любишь, находиться с открытой шеей и руками? Это предрассудок, дитя. Брось его. К чистой женщине, к ее чистым мыслям не могут прилипнуть ничьи грязные взгляды и мысли. Тебе придется бывать с открытыми плечами среди большой толпы. Привыкай и помни одно: атмосфера чистоты невыносима для зла. Оно бежит ее. Надо иметь в самой себе что-то злое, чтобы зло могло коснуться тебя.
Он взял из рук Николая футляр, открыл его и вынул два крупных камня грушевидной формы, зеленый и бриллиант, на тонкой цепочке из таких же, только мелких камней.
– Позволь мне надеть тебе на шею эти камни. Белый дарит тебе твой дядя Али – это камень силы. Зеленый даю тебе я – это камень такта и обаяния, камень чистоты и умения приспособиться ко всем обстоятельствам жизни.
Он надел на шею Наль цепочку, и камни заиграли на белых кружевах. Наль подняла свои огромные глаза и