Отнюдь. Владимир Абрамсон
ярче.
– Дураки мы, надо возвращаться в детдом, – ныл Изя. Он осунулся и побледнел.
– Иди – сказал я.
Шли по пустынной дороге параллельно каналу. Агей не давал завалиться в усталости в придорожные кусты. На дороге первые за два дня люди. В плащах– накидках от дождя. Немцы. Молодой, лет девятнадцати. Второй значительно старше, скучное лицо. Мы смотрели на автоматы, дулом в землю. Стоит поднять ствол и…чувство тупой покорности. Молодой спросил о чем – то. Сквозь страх понял Wohin kommen sie – куда вы идете.
– Nach Moskau. В Москву. Если придется говорить, поневоле отвечу на идиш. Настоящего немецкого я не знаю. Молодой засмеялся и показал в сторону, откуда мы пришли. Москва была за спиной. По каналу мы шли от Москвы. Нас повели в лес. Вершины деревьев враждебным гулом откликались на порывы ветра. Смеркалось, загустел холодный туман. Шли недолго. Семеро немцев сидели на округлой поляне. Еще один вернулся с сухим валежником для костра. Другой резко сказал что – то, не разрешил. Офицер. Полистал пузатую немецкую книжку, выговорил по слогам: – Как ваше имя?
– Борис Агеев.
– Владимир… Петров.
– Израэль.
Немец насторожился. – Конец, подумалось тупо.
Отто, так называли офицера, изучал форму уха Изи. – Der Jude, – сказал пожилой солдат. Еврей. Отто, припоминая русский, выдавил – раздевайте ты и ты. Я снял штаны и трусы. Офицер посмотрел на мой скукожившийся член. На письке Изи явный след обрезания крайней плоти.
Немцы выглядели устало, будто шли много дней подряд. Легли, накрывшись плащ – палатками и мгновенно уснули. Изю положили отдельно от нас между двумя солдатами.
– Смотри, часовой стоя спит, шепнул Агей. – Солдат стоял, упирая спиной в дерево, закрыв глаза.
– Убежим, – шептал Агей.
– Изю жалко, давай разбудим.
– Будем в него шишки кидать, – Агей всегда находил простое решение. Изя не просыпался. Одна шишка угодила в солдата. Немец пошевелился.
– Нас троих тащить им смысла нет – шептал Агей. – Заведут поглубже в лес и… Светало. Вежливо застучал дрозд. Изя проснулся и сел. Тупая покорность в глазах. Лежащий рядом немец сказал ему что – то. Изя явно не понял. Понял я: – «мое имя Франц». Я не мог услышать немца за несколько десятков шагов. Но высшей силой понял в тишине немецкое: «Майн наме ист Франц.» В следующей жизни несколько раз случалось то же, когда темный круг событий сужался. Может быть, я слышал ожидаемое. Солдат подтянул штаны, застегнул широкий ремень. На оловянной пряжке читалось «Gott mit uns». «Бог с нами». Поднял автомат и пошел сменить часового. В предрассветной мгле они тихо разговаривали и курили.
Солдаты стояли к нам спиной.
Мы ждали.
Пересечь поляну Изя не смел. Понял, сейчас уйдем.
Под его жутким взглядом отползли ближе к опушке и побежали. Услышал топот сапог и мерное дыхание. Обернулся и узнал в лицо Франца. Немец ударил и я упал, прикрывая голову руками. Он больно ударил сапогом под ребра. Через минуты я, как запуганный зверек почувствовал, рядом никого