Когда зацветет терновник. Мара Вересень
урока?
– Подготовка, – ответил Таэрен и обернулся.
Эльфар стоял в тени дерева. На нем не было доспеха, коса с черным шнуром лежала на плече, похожая на сытую змею. Верей действительно улыбался и действительно был доволен. Странным образом это доставляло удовольствие и Таэрену, поэтому он плюнул на правила и тоже улыбнулся в ответ, хотя под маской видно не было.
– Твой дозор окончен, иди отдыхать, Страж.
Тиэнле поднялся и бесшумно, как могут только элфие, даже будь на них полный доспех, скользнул в переплетение теней. Он нашел свою лошадь, достал из седельной сумки походное одеяло, снял латы, завернулся в тонкую, но теплую ткань, и уснул. Скааш лежал рядом, так чтобы сразу попался в руку при пробуждении. И сны пришли правильные, о сражениях и доблести. И никаких женских изгибов. А под утро пришла тьма. Она всегда приходила на рассвете, поэтому тиэнле вставал раньше. Сегодня не успел. Скааш знаменитого деда был здесь не помощник, потому что у тьмы не было голов, которые можно было отсечь, и не было сердца, которое можно было пронзить. Она навалилась и вползла внутрь, вымораживая душу, пока кто-то далекий не позвал его по имени.
Таэрен, тан аэ́риен39, Прерванная смерть.
Часть 4. В пути / Сетеʹка’ин
…Как господин повелит, так и делать. Уложения хранителей
Глава 1
Было еще темно, когда задняя дверь купцова дома чуть слышно отворилась. Темная в предрассветных сумерках фигура с дорожным мешком на плече быстро пересекла двор, направляясь к бараку, где жили работники. Отданный на откуп елфие молодой и плечистый парень спал с краю и проснулся, едва пальцы коснулись плеча. Встал тихо и вышел вслед за ранним гостем.
– Еда и дорожный скарб в мешке. И денег положил, как обещано. Одежу свою сымай. Мою возьмешь. Схоронишься пока в овине, как стемнеет – уходи.
* * *
Утро куталось туманом, белым и плотным, словно из небесной чаши пролилось молоко. Сначала тишина была такой же густой и белой. А потом, вслед за громкими петушиными распевками, начала просыпаться веска: слышался натужный скрип колодезного ворота, звякали пустые ведра, залаяла собака, стала подавать голоса всевозможная домашняя живность. Кто-то забранился так же визгливо и громко. Туман осмелился и протянул плотные белесые ленты дальше по дороге, вползая за огорожи крайних хат, растекся дымкой по дворам. Солнце боком выглянуло из-за кудели облаков и просеяло волглую марь лучами.
Лорка стояла на крыльце и смотрела, как тают на траве мглистые клочья. Она никак не могла спустить ногу со ступеньки. Дверь приоткрылась, в щелку громко задышали и зашмыгали носом. Лорка оглянулась. На Томаше была длинная, до колен, ночная рубашка, босая нога коснулась влажных и прохладных по утру досок и отдернулась обратно.
– Сестрица, я проводить…
– Штаны одень, провожальщик.
Дверь закрылась, потом открылась снова, но это был не Томаш. Отец. Молчал и смотрел тяжело, виновато. И от этой его вины на крыльце стало тесно, и Лорка ступила на утоптанную до каменной твердости дорожку, темную