Нервные клетки с запасом. Рина Ских
наблюдением врачей, а ваш отказ от лечения… – завелся Николай Васильевич, и вновь последовала лекция о химиотерапии. – Вот посмотрите на Антонину Львовну! Она борется за жизнь и побеждает, а вы сдаетесь!
Женщина деловито поправила косынку на голове и подмигнула мне из-за спины врача.
– Я не сдаюсь, просто не хочу терять драгоценные минуты зря. Вы же сами знаете, на моей стадии выживаемость после химии всего два процента – я обратилась слишком поздно. Извините, я не настолько верю в успех данного мероприятия, предпочитаю получать от жизни все, что она еще в состоянии мне дать, – парировала, слабо усмехнувшись.
Сожаления от принятого решения я не испытывала. И Николай Васильевич это понимал. Да и убеждал, скорее, по привычке.
Вскоре ко мне пустили Пашку. Непривычно серьезного, с залегшими тенями под глазами, без намека на улыбку и с отчаянным страхом во взгляде.
– Как ты? – прошелестел он безэмоциональным голосом.
Непривычно было видеть его таким… и страшно.
Антонина Львовна как раз отправилась с медсестрой на какие-то процедуры, и мы с другом остались в палате одни. Я неловко завозилась на своем месте, не зная, как теперь с ним говорить. Судорожно вздохнув, решила делать вид, что ничего не произошло, вести себя как обычно. В конце концов, это же мой Пашка, друг с самых пеленок, в ком горит такой же огонь сумасшедшинки. Кто меня поймет, если не он?
– Да нормуль, завтра уже до обеда выпишусь. Сколько ты там за меня заплатил, корешок квитанции остался? Завтра подойдем к банкомату, я сниму с карточки, сразу тебе отдам… Кстати, помнишь, ты говорил о своих знакомых стритрейсерах? А они не могли бы взять нас с собой? Визг шин, запах бензина, скорость, заставляющая сердце бешено колотиться в груди… – начала с воодушевлением, уверенная, что Пашка, как и раньше, подхватит, но в этот раз все пошло совсем не по плану.
– Серьезно? Стритрейсеры? – повторил он совсем тихо, тоном, от которого пробежали неприятные мурашки по коже.
– Ну да… Не хочешь? Можем и на байдарках, как ты хотел… – пробормотала немного нервно, еще надеясь, что все может быть как раньше.
– Твою мать, Арина! У тебя рак, а я узнаю только сейчас! Парашюты, байдарки, джампинг, гонки на мотоциклах и квадроциклах, прочая экстремальная хрень – я, как дурак, радовался, что трусиха Арька вдруг так изменилась, откинула страх и получает удовольствие от жизни… А ты просто прощаешься с ней, готовясь к смерти! – заорал Пашка, заставив меня испуганно сжаться на своей койке.
– Паш, все не так… – начала робко, сглотнув тугой ком в горле, но парня уже понесло.
– А как?! Как?! Ты планомерно отказываешься от лечения, принимая лишь обезболивающие! Ты уже смирилась и приняла все как есть! Как ты могла скрывать это от меня?! Ладно от меня, но от своих родителей? Ты думала вообще сообщать нам? Или мы бы узнали обо всем постфактум, на твоих похоронах?! – продолжал разоряться он, бурно жестикулируя.
Я молча глотала слезы и даже не пыталась перебить его, вздрагивая после отдельных фраз, больно бьющих по обнаженным