Махровые лапки. Ирина Тузова
Альберт Нилович прошел в аудиторию следом за ней и запер дверь. Повернувшись к ней лицом прямо у входной двери, он продолжал масляно улыбаться, явно давая понять, что разговор о докладе студентки окончен, и настало время заняться кое-чем другим. Его взгляд был настолько требовательно-принуждающим, что Элла немного растерялась.
– Но… Альберт Нилович, у меня эти дни, я не могу.
Альберт Нилович, не переставая улыбаться, глазами и кивком головы указал ей опускаться на колени, а сам потянулся расстегивать ширинку. А чтобы подбодрить ее, решил сказать что-нибудь ласковое. Но что-то ничего не приходило на ум.
– Жанночка… – Альберт Нилович всегда путал имена этих двух подружек и сейчас на секунду внутренне замер – угадал имя или перед ним Элла?
– Я – Элла, – обиженно отчеканила девушка и, отперев дверь аудитории, выскочила, хлопнув дверью.
– Ну и дура! – сообщил уже в одиночестве Альберт Нилович, наливаясь злостью и застегивая зря расстегнутую ширинку.
После первой же пары его вызвали в кабинет ректора. Яков Лаврентьевич, ректор их института, был высоким и плечистым, несмотря на свой почтенный возраст. Альберт Нилович, сам не выдавшись ростом, не любил рослых и от чего-то всегда робел перед ними. Зайдя в кабинет ректора и поздоровавшись, он неуверенно топтался у входа, будто студентик какой. Яков Лаврентьевич даже бровью не повел на появление молодого аспиранта и продолжал что-то писать за своим рабочим столом. Через несколько минут, закончив писать, Яков Лаврентьевич пристально посмотрел на жмущегося в дурном предчувствии Альберта Ниловича и сообщил, подтверждая его нехорошие ожидания:
– Вынужден огорчить вас, молодой человек. Я перераспределил нагрузку и ваши часы по «Римскому праву» передал другому преподавателю.
– Но… Как же так… Яков Лаврентьевич, ведь у меня семья, – Альберт Нилович даже вспотел от осознания ускользающего из его рук источника дохода. Это был полнейший крах. От такого решения ректора он терял не только свои официально заработанные в результате преподавательской деятельности средства. Он также прощался и со схемой «тридцать на семьдесят», которая регулярно дважды в год кормила институтскую братию.
– Послушайте, голубчик, решение принято и внедрено. Обжалованию, как говориться не подлежит. Позволю себе напомнить вам, что аспирантура является не работой, а дальнейшим обучением. Неплохо было бы вам впредь помнить о своих основных целях. Вы можете идти. – Яков Лаврентьевич снова что-то начал писать, тем самым давая понять, что аудиенция окончена.
На ватных ногах Альберт Нилович вышел в приемную, где деловитая секретарша ректора, уже ждала его:
– Альберт Нилович, вам нужно подписать вот здесь. Да что вы так расстраиваетесь! Не берите в голову, у него, у ректора нашего, между прочим, тоже не было выбора: эти часы, которые у вас отобрали, срочно понадобились для родственницы мэра, которую так неожиданно к нам пристроили…
Альберт Нилович шел