Армитейдж / Armitage. Дон Нигро
что родила. Это такое грязное дело, доложу я вам. Мой вам сосет, мистер Пендрагон, никогда ничего не рожайте.
ДЖЕЙМС. Я так рад, что теперь ты будешь жить в Нью-Йорке, Зах. Мы с Евой сможем видеться с тобой каждый день. Почему, скажи на милость, ты так долго не приезжал?
ЗАХ. Я заблудился.
ДЖЕЙМС. Ты заблудился до того, как уехал. Будь с ним настороже, Ева. Он провел четыре года в Европе.
ЕВА. Не верю я, что Европа развратила мистера Пендрагона. Куда более вероятно, что мистер Пендрагон развратил Европу.
ДЖЕЙМС. Зах, ты должен зайти и познакомиться с нашими маленькими девочками. Они невероятно красивые. Маргарет три годика, Элейн – один, и они обе отчаянно влюбятся в тебя, я знаю. Все девочки рано или поздно влюбляются в Заха. Это самое важное, чему я научился в Йеле, за исключением умения пить.
ЕВА. Нет, конечно же, не каждая.
ДЖЕЙМС. Да, он – мужчина, благословенный Богом. Или проклятый, в зависимости от того, как посмотреть. Они все находят его неотразимым.
ЕВА. С их стороны это слишком глупо.
ДЖЕЙМС. Ты хочешь сказать, что не находишь Заха неотразимым?
ЕВА. Совершенно верно, дорогой. Я нахожу тебя неотразимым. А Заха я нахожу опасным. Мне нужен мужчина, который добр ко мне.
(Она берет ДЖЕЙМСА под руку и улыбается ЗАХУ).
ДЖЕЙМС. Она так прекрасна, когда лжет.
(ЕВА демонстративно целует ДЖЕЙМСА. ЗАХ отворачивается).
МАРГАРЕТ (наблюдая, как ЕВА и ДЖЕЙМС поднимаются по правой лестнице в свою спальню). Зернышко предательства уже было посеяно, и отец каким-то образом это знал, от тихого голоса, который предпочитают не слушать, хотя он выложил всю правду о том предательстве и ужасе, которое принес нам, мне и Элейн, Зах Пендрагон, источник нашего последующего отчаяния, готический злодей моей мрачной истории. Отец, конечно, был прав. Элейн и я были потрясающе красивыми. Она даже в большей степени, но что хорошего это нам принесло? А виноват во всем Зах Пендрагон, демон, поднявшийся из ада, пусть его душа извивается в муках и горит, расплачиваясь за беды, которые он принес своим бесчисленным жертвам, обнаженная и кричащая, в темном месте, забытом Богом.
Картина 3
(Карканье ворон. ЗАХ снова в саду. Для этого ему достаточно повернуться к надгробиям у авансцены справа).
ЗАХ (1859 г., ему 81 год). Быстро, я умираю, я должен извергнуть свою автобиографию. Пусть даже всем на нее глубоко плевать. Тысяча семьсот семьдесят восьмой год. Я родился. Революция в Бостоне. Мой отец – то ли предатель, то ли шпион, которого знали Кристофер Рампли, его то ли убила, то ли нет, моя мать, хозяйка таверны «Гроздь винограда»[2].
МАРГАРЕТ. Лжец. Предатель.
РАМПЛИ. Лучшие женщины всегда убивают тебя. Это их обязанность.
ЗАХ Предатели-мужчины и убийцы-женщины с годами прекращаются в их противоположность и обратно.
ДЕЙК. И что это, черт побери, означает?
ДЖЕЙН ЛЭМ. Никогда ничего не объясняй, Захари.
ЗАХ. Меня воспитывали в заведении Клитемнестры. Моя мать, Джейн Лэм, которой согласно имени, предстояло стать человеческой жертвой, решила вместо
Подробности зачатия Захари Пендрагона – в пьесе «Ужасная бойня в Бостоне».