Казак в Аду. Андрей Белянин
засады или открытой драки, но сценарий был расписан без их ведома и требовал адекватной игры на импровизации.
– Руки вверх, стрелять буду! – грозно взревел отчаянный подъесаул, толкая Рахиль локтем.
– Ша, всем лечь, зарублю на хрен! – столь же сурово, рявкнула боевая еврейка, ответно пиная любимого коленом.
Пару минут они шумно выясняли, кто что первым не так сказал, и уже слишком поздно посмотрели себе под ноги. Оба стояли прямо посредине здоровенного треугольника, вычерченного на огромной каменной плите. Знак в точности копировал тот, что они видели на заборе.
– Ха…
– Таки в каком смысле?
– Что? А-а, прости, глупая мысль… Этот же дорожный знак «Внимание, дети!», в Интернете был обыгран как «Осторожно, педофилы!». Вспомнилось с чего-то…
– Надо же!
– А самое главное, мне действительно показалось, что тут кто-то гонится за ребёнком. Может, оптическая иллюзия?
– Не смешно.
– И мне…
Да, собственно, там никому уже смешно не было. В то же мгновение (роковое, судьбоносное, знаковое или неподходящее) прямо сверху рухнула плита непроницаемой тьмы, накрыв нашу парочку с головой. Никто и пискнуть не успел. А когда пришли в себя, то, пожалуй, только и пищали. Хотя правильнее – стали говорить друг с другом исключительно тонкими, детскими голосками.
– Дула! Ты сто, ехнулась?
– Сам дулак! А исё д'азнится!
Иван и Рахиль мгновенно захлопнули ротики, в тихом ужасе не желая ни понимать, ни тем более принимать свалившуюся действительность. Во-первых, их речь необратимо изменилась, и, хотя уровень жизненного опыта оставался прежним, разговаривали несчастные, как два малыша средней детсадовской группы. Это было плохо, очень плохо, но, видимо, как-то переживаемо…
Гораздо хуже, что чьей-то злой волей изменился и мир вокруг них. Теперь они очутились в сумрачном полуподвальном помещении с сырыми стенами и высоченным потолком. Ни окон, ни вентиляции, одна дверь – железная и надёжная, как в бункере, явно запертая снаружи. На полу некое подобие двуспальной кровати из драных тюфяков и брошенной одежды. По углам мусор, окурки, пустые бутылки, какое-то тряпьё. Особую тоску почему-то наводил одинокий игрушечный медведь – самая новая вещь в помещении. У него были абсолютно пустые глаза и порочная улыбка. Неизвестно, какая фабрика мягких игрушек выпустила в свет этого монстра, но пугал он далеко не по-детски…
– Говоила мне мама, не водись с юсскими майсиками, они тебя хоошему не наусят, они его сами не умеют. А если ты наусишь юсских мальсиков, то тебе п'идётся ловить их самушь!
Иван, может быть, и хотел что-то ответить, вступаясь за однобоко критикуемую русскую молодёжь, но не успел – из-за железной двери раздались тяжёлые, шаркающие шаги…
– Я всё маме сказу, – неизвестно кому поугрожала отчаянная иудейка, автоматически передёргивая