Техно-Корп. Свободный Токио. Виталий Вавикин
от него. Или же не сбежать? Семъяза видел, как следы приближаются к нему. Он достал из ножен заскучавший наномеч.
– Ты можешь забрать мои татуировки, но моя рука останется, как и прежде, твердой, – предупредил старика Семъяза.
Татуировки на правой руке побледнели и покинули покрытую ожогами кожу. Образ старика проявился на безопасной близости. Семъяза среагировал молниеносно, метнув в вора меч. Сталь вспорола воздух, но старик уже переместился в другое место. Наномеч упал в пыль. Якудза подобрал его почти мгновенно, но старик-азиат снова находился от него на безопасном расстоянии. Семъяза мог поклясться, что вместе с нейронными татуировками этот хитрец каким-то образом приобрел еще и молодость. Но в отличие от татуировок, которые он воровал у якудзы, молодость он черпал откуда-то извне. Семъяза не чувствовал, что стал старше, наоборот, израненное тело, казалось, омолаживается. Пропала даже пара свежих шрамов, полученных во время ареста.
Якудза притворился, что едва может стоять на ногах, затем активировал нейронную татуировку ловкости и метнулся к старику-азиату. Вор замешкался на мгновение, но все-таки успел скрыться раньше, чем Семъяза снес ему с плеч голову. Наномеч рассек воздух и, казалось, разочарованно вздохнул.
– Ты не сможешь ускользать вечно! – зарычал Семъяза, устремляясь за стариком, следы которого уже растаяли в начинавшихся пустынных сумерках.
Татуировка ловкости позволяла якудзе двигаться как ветер. Вдобавок к ней он активировал татуировку гнева, способную высосать из тела все силы, но увеличивающую в разы способности активированной ловкости.
Преследование продолжалось почти всю ночь. Ближе к полуночи активированные татуировки Семъязы начали сбоить, но вместо того, чтобы сгореть от перегрузок, просто растаяли, покинув его кожу. Это не остановило якудзу.
– Я доберусь до тебя, даже если моя кожа станет чистой, как у младенца! – закричал он старику.
Утро осветило пустыню, которая теперь медленно переходила в саванну. Преследование превратилось в смертельную схватку. И Семъяза готов был умереть. Это был вызов. Он не знал, насколько еще хватит запаса сил и сколько на его теле осталось нейронных татуировок, но он не собирался останавливаться. Обгоревшие ботинки сносились до дыр, ступни начали кровоточить. Якудза продолжал бежать. Он не остановится, пока бьется сердце или пока… Он замер, увидев, как старик, вернее, уже не старик, а молодой азиат, нырнул в гигантский разлом, к которому привела их погоня. Сердце в груди екнуло и остановилось. Якудза не понимал, как могло так случиться, что старый вор привел его к месту встречи с Шайори.
«Может быть, я все еще нахожусь в «Тиктонике»? – подумал Семъяза. – Может быть, все это часть моего исправления? Но почему тогда я помню об аресте? Нет, система так не работает». Он вздрогнул, услышав далекий голос Шайори. В гигантском, уходящем за горизонт разломе, вспоровшем саванну, кишела жизнь. Голос любимой женщины сливался со звоном ручья. Кричали