Такая роковая любовь. Роман. Книга 1. Елена Поддубская
и говорю: рановато.
– Ой, Коляня, не прикидывайся ты агнецом, – вскинула руками Надежда, – Сам с Володькой Окуньком во сколь лет баловаться начал, кода пацаном был? Не помнишь? Как мамка у тебя из карманов штанов махорку впервые вытряхнула и полотенцем потом по двору гоняла, не помнишь?
– Так мне сколь годов-то было? Уже верно поболее.
Николай силился вспомнить. А Надежда тут же вставила:
– Девять.
Николай на втяге даже замер, до того не поверил сестре:
– Не может быть?!
– Вот те и «не может быть»! Говорю – девять. Я здорово это запомнила. Потому, как в тот год дед Семён умер, и бабы голосили, что Окунёк сосем малой, и десяти ещё нет.
– Точно, – вспомнил теперь и Николай и протяжно выдохнул струю дыма. Затем затянулся опять, помолчал чуток и вновь вспомнил. – Махорку-то мы с Вовкой у деда Семёна как раз и таскали. А потом, когда он умер, бабка Маруся Вовке махорку сама покупала. В Калуге. И украдкой от матери давала. Чтоб бычки не подбирал.
Воспоминания о детстве затронули в Николае ту болезненную струну, что давно уже была в нём натянута, а в последнее время так особенно. После смерти родителей словно что-то в мыслях пошатнулось. Николай хорошо помнил, как вернулся в Москву после похорон отца, сел в общежитской комнате на кровать и, впервые с момента ухода родных, заплакал. Всё время, что он был в деревне на похоронах, и после на поминках, Николай не проронил ни слезинки. А тут неожиданно вдруг залился неостановимым безутешным потоком, омывая память горючими слезами. До боли было обидно, что всё, что случилось, случилось когда его не было рядом. Не на его глазах умирала мать: он приехал уже когда она была в забытьи и никого не узнавала, оттого и проститься с ней толком не получилось. Надежда плакала за поминальным столом, что на то была материнская воля: не хотела она верить, что скоро век её закончится, всё надеялась на встречу с сыном при добром здравии, как поправится. А вот ведь вышло так, что как определили причину её головных болей, и не встала больше с кровати. Головой-то она маяться начала ещё смолоду, оттого и лечиться с возрастом отказывалась. Всё отмахивалась за нехваткой времени, всё лекарства «проверенные» глотала. А уж как болеть стало до помутнения в глазах да до потери сознания, тут-то и повезли её Надежда с Иваном в Калугу. Везли с верой, что излечат. А врачи посмотрели на снимки, энцефалограмму сделали и сразу объявили, что жить матери осталось недолго. У неё был обширный рак головного мозга. Матери ничего про обещания врачей не говорили. Да она ничего и не спрашивала. Без опросов догадывалась, что дела её плохи. И, как ни упрашивали её отец с Надеждой сообщить о болезни Николаю, всё не соглашалась.
– Без меня вы за меня решили, – больно упрекнул родных Николай, когда приехал.
– Боялась она, что ты в Москву её повезёшь. А она из дому до последнего никуда ехать не хотела, – простонал отец.
Николай его понял: и отцу не хотелось с матерью расставаться