Поэтика русской идеи в «великом пятикнижии» Ф. М. Достоевского. Олег Сыромятников
своих мук» [6; 324] и излить накопившуюся в душе злобу и ненависть. Но очень скоро Раскольников понимает, что «разврат коснулся» Сони «только механически; настоящий разврат ещё не проник ни одною каплей в её сердце: он это видел; она стояла перед ним наяву…» [6; 247]. Отчётливо сознавая совершенную безвыходность положения Сони, изменить которое она не может по причинам, от неё не зависящим, и понимая, что в конце концов её ждёт неминуемая гибель, Раскольников пытается понять, что поддерживает её в этой жизни: «Что она, уж не чуда ли ждёт?» [6; 248].
В общем контексте рассуждений героя, который «был уже скептик, <…> был молод, отвлеченен и, стало быть, жесток…» [6; 247], этот вопрос имеет ироничный оттенок. Рационалистическому сознанию Раскольникова понятия «чудо», «Бог» и т. п. представляются чем-то бесполезным и ненужным, и ответ Сони: «Что же я без Бога-то была?» – он воспринимает как проявление безумия: ««Разве это не признаки помешательства? <…> Юродивая! Юродивая!» – твердил он про себя» [6; 248]. Несмотря на возникшее чувство, духовной близости между ними нет, потому что нет единства веры. Раскольников верит лишь в себя, а Соня знает, что живёт лишь благодаря Богу. Поэтому сейчас он ещё не может понять её, и, если бы она в этот момент тоже не поняла бы его, они расстались бы навсегда, и никакого воскресения не произошло. Но Соня уже любит Раскольникова и потому понимает в нём сердцем то, чего он не может объяснить разумом: «Говори, говори! Я пойму, я про себя всё пойму!» [6; 318]. Пока эта любовь во многом подобна поклонению некоему высшему существу, ведь Соня острее, чем кто-либо другой, чувствует необыкновенность Раскольникова и его призванность к какому-то особому служению. Это чувство связано с тем, что в жизни её семьи он всегда появлялся неизвестно откуда и непонятно почему, оказывал необходимую помощь и исчезал. Все появления Раскольникова слились в её сознании в образ спасителя и заступника, она ждет его как Мессию, со свечой в руках ожидая его прихода[40]: «Ей было и тошно, и стыдно, и сладко…» [6; 241]. И когда Раскольников начинает рисовать перед ней мрачные картины будущего, она уверена, что только он способен предотвратить надвигающуюся катастрофу: ««Ох, нет, нет, нет!» – И Соня бессознательным жестом схватила его за обе руки, как бы упрашивая, чтобы нет <…>. Она слушала, с мольбой смотря на него и складывая в немой просьбе руки, точно от него всё и зависело» [6; 245].
Но очень скоро Соня догадывается, что тот герой, которого она себе «намечтала», и тот, который сейчас стоит перед ней, – далеко не один и тот же. Соня сердцем поняла, что совершаемое им добро не связано с верой в его необходимость, оно случайно, а значит, Раскольников наряду с ним может творить и зло. Неожиданно осознав это, Соня посмотрела на него «с каким-то даже испугом» [6; 243], как смотрят на сумасшедшего, внезапно оказавшегося рядом, или на вдруг заработавший механизм непонятного назначения. И Раскольников действительно начинает сеять зло, разрушая хрупкий мирок жизни
Так ждут прихода Господа благочестивые жены (Мф. 25:2–7).