Божественная комедия (сборник). Геннадий Прашкевич
восемь суток. За два года, проведенных на круговой орбите, в своем движении в будущее он обогнал нас, жителей планеты Земля, на одну пятидесятую секунды. Для обывателя это не прозвучит, но физика восхищает».
Ему не хватает решительности, думала мадам Катрин.
Когда этот физик станет знаменитым, как тот бернский клерк, он перестанет искать меня. Обычная утеря ценностей, он прав. Он начнет посещать не модные галереи, выставляющие то, чего, может, и не существует на свете, а зал все с той же «Джокондой». Он сугубый реалист. Он знает, что моя красивая тюрьма к тому времени здорово обветшает. Одна пятидесятая секунды. Много это или мало? Похоже, скорый успех ему не грозит. Мадам Катрин трезво оценивала ситуацию. Ничто так не помогает оценивать ситуацию, чем хороший коньяк. Уже через десять лет (а хватит ли физику десяти лет?) моя тюрьма потребует капитального обновления. Природа много дарит, но много и отбирает. Если быть честной, природа отбирает всё. Я не успею к его путешествиям во времени, да и зачем мне это? Если рай построят, первой в него войдет вон та девчонка с родинкой выше верхней губы… Не я… Это ее губы обратят на себя внимание очередного физика…
Белый квадрат.
Смутная дымка времени.
А если этот Маленков действительно на пороге величайшего открытия?
Кажется, он что-то сунул мне в сумочку. Скорее всего, визитку. Мог бы догадаться, что ему ничего не светит, как мне самой не светит встреча с Родецким-Снукером. Физик всю свою жизнь проведет в России в своем закрытом научном городке, он даже Лувра никогда не увидит, а я буду медленно угасать в собственном теле. Мне никогда не увидеть Снукера, а Маленкову никогда не построить рай. По гладкой спине мадам Катрин пробежали мурашки. Просто украсть у природы – это у человечества никогда не получалось. Потерять легче. Утратить легче. Чуть не с восьмого класса мадам Катрин (тогда Катька Лажовская) хранила в дневнике пожелтевший листок из старого немецкого «Журнала для семейного чтения». Загадка двадцатого века. Утерянный шедевр художника Родецкого. Может, загадкой все это стало только в двадцать первом веке, но писали о загадке много.
Смычок, текущий по струнам.
Никто, правда, не доказал, что такое полотно существовало.
Ссылаются на современников Снукера. Ну да, они есть. Некая проститутка (по другим сведениям – служанка из ирландского бара), пьяные матросы, случайно оказавшиеся в том же баре. Почему Снукер писал в их присутствии? Почему он написал именно смычок и струны, когда известно, что он не выносил музыки? В некоторых воспоминаниях о Родецком писали как о человеке, бежавшем из империи зла. Другие считали его чуть ли не советским агентом. Волшебный смычок и пропитые глаза. Катька Лажовская плакала от разительного несоответствия. Такие люди, как Снукер, рождаются явно в неурожайный год. Советский режим исторг художника из себя, как рвоту. На страничке немецкого «Журнала для семейного чтения» сохранилась реконструкция апокрифического полотна и обрывок интервью.
«…вы пробовали