Крона огня. Владимир Свержин
нынешних даров: «Расходы, опять эти чертовы расходы!» Он неторопливо водил пальцем вдоль строк, опасаясь пропустить что-то важное. Но вот палец замер, точно упершись в невидимую стену. Как гласила запись, массивная золотая цепь, украшенная алыми гранатами, была преподнесена долговязому нурсийцу с переносицей, перебитой невесть кем, но, видно, добрым человеком. Элигий печально вздохнул – он бы с удовольствием поручил нечто подобное еще какому-нибудь доброму человеку. Если бы, конечно, мог. Этот Рейнар, наставник сэра Жанта Нурсийского, непрост, ох, непрост!
Конечно, недавнему ювелиру двора следовало быть ему благодарным за помощь в обретении места и положения близ трона, но все пошло не так, как хотелось. Даже вот с этой чертовой цепью: Мустафа, передававший драгоценный подарок, не преминул доложить, что долговязый насмешник совершенно не оценил его. Он принял золотую цепь со странной гримасой то ли угрозы, то ли насмешки, покрутил ее, намотал на кулак, а потом небрежно бросил на стол, как будто это был не полновесный фунт золота с драгоценными ювелами, а вервие бедняка, годное подвязывать драную камизу.
Но, что было совсем оскорбительно, нурсиец не просто пренебрег его даром. В ответ он вручил Мустафе дивную вещицу, маленькую, серебристую. Едва нажмешь на один конец ее, из другого выскакивает крохотный язычок пламени. Ответный жест превращал драгоценный дар в ничто. Получился обычный ни к чему не обязывающий обмен!
«Долговязый хитер, – постукивая указательным пальцем по исписанному пергаменту, думал Элигий, – его просто так не объедешь. Мадам Гизелла доверяет ему, как никому другому, Дагоберт тоже ему благоволит, а главное, под его рукой бароны, верные юному государю. Они видят в нурсийском пересмешнике умелого военачальника и готовы следовать за ним хоть на край света!
Конечно, он чужестранец, но что с того? Очень может быть, не сегодня – завтра Дагоберт назначит его майордомом вместо беглого Пипина. Тогда уж, как ни крути, придется плясать под его дудку. А уж в какие игры он играет, кому как не мне довелось близко познакомиться?!»
Ему в деталях припомнилась история отстранения от власти владетельного Пипина Геристальского, первейшего из вельмож франкских земель и потомка знатнейших вельмож.
«С таким ловкачом, как этот мастер Рейнар, не разгуляешься – выпотрошит и выбросит! Но и прямо выступить против него пока нельзя. Конечно, пост казначея – один из самых высоких, но мне он достался без году неделя, при случае его легко можно и лишиться. Вон у того же Пипина и отец, и дед правили Нейстрией, и прадед, – сильно ли ему это помогло? Теперь вот скрывается…»
Ему припомнился день перед великой схваткой с абарами, день, когда решалась его судьба, ну и судьба всего христианского мира. Однако это уже потом, а тогда, заручившись дозволением на брак с Брунгильдой, он помог Пипину скрыться, избегнуть справедливой кары…
Элигий захлопнул приходно-расходную книгу, словно поставил точку в своих размышлениях.
С этим