Принцесса для Аспида. Мария Высоцкая
ругалась с мамой из-за того, что она не хотела меня отпускать… Все это было пустым, как мой бокал. Смотрю на прозрачное стекло, где еще минуту назад плескалось шампанское, и подхожу к столику, наливая газированный напиток в длинноногий фужер.
Вокруг так много гостей, все такие красивые, счастливые, на их лицах улыбки, все они желают мне счастья, а я… я хочу спрятаться. Уйти отсюда как можно дальше, потому что не хочу праздновать. Ничего не хочу. Пусть этот день уже поскорее закончится.
Оглядываюсь и трусливым волчонком иду вглубь сада, к небольшой беседке, она оплетена цветущим вьюном и скрыта от непрошеных глаз. У самой арки, которая и является входом в мое маленькое убежище, телесный капрон цепляется за шипы растущего рядом куста роз, и стрелка расползается до колена.
– Блин, – ставлю бокал на столик, сгибая ногу, – ну почему? Кто вообще носит их в июне? – накрываю лоб ладонью, а после задираю юбку, стаскивая с себя колготки.
– Главное – дальше не раздевайся, а то получится неудобно, – чужой голос раздается позади, и я резко оборачиваюсь, – хотя-я-я…
Стою с задранной юбкой своего белоснежного платья и чувствую, как истерично дергается мой глаз.
– …и стыдно, – продолжает, – но это в основном тебе, –обладатель голоса выходит из тени, и я вижу перед собой абсолютно незнакомого для себя парня. Он высокий, с немного растрепанной укладкой русых волос, острым подбородком и четко очерченными треугольниками верхней губы. Его лицо не кажется грубым, нет, но эта угловатость добавляет ему какой-то загадки. Сглатываю, оттягивая подол вниз, продолжая хаотично рассматривать его лицо.
– Не переживай, я никому не расскажу, – он дерзко улыбается и достает пачку сигарет, зажав одну зубами, щелкает зажигалкой.
Я все еще не шевелюсь, у меня натуральный шок, кажется, сегодня все идет не по плану от слова совсем. А еще мне до жути неудобно, только я могла с такой легкостью встрять в такую абсурдную ситуацию с платьем и колготками. Хотя он мог бы дать знак о своем присутствии гораздо раньше, чем я тут опозорилась, но какая теперь разница?
– У нас не курят, – задираю подбородок, презрительно смотря на него снизу вверх. Он приближается, и оказывается, что наша с ним разница в росте значительна. Я дохожу ему до плеча, и мне приходится слегка запрокидывать голову, чтобы смотреть не только на его щетинистый подбородок.
– Твое мнение должно для меня что-то значить? – потирает свою широкую бровь большим пальцем.
– Вообще-то я хозяйка этого дома, – прищуриваюсь, а саму трясет от злости, так и хочется расцарапать его самодовольную физиономию.
– Да? Как-то маловата для хозяйки, – он усмехается, а глаза стремительно касаются моей груди, – маловата, – выдыхает очередную порцию дыма, и я начинаю кашлять.
– Идиот, – закусываю внутренние стороны щек, и лицо вмиг становится визуально уже.
Пока я поедаю саму себя, он не прекращает лапать меня глазами. У него очень внимательный и цепкий взгляд. Синий, такой насыщенный и глубокий цвет радужки, а еще темные длинные ресницы, они придают ему выразительности, но вместе с тем надменности. Превосходства.
Он так и смотрит на меня сверху вниз, в переносном смысле. Словно не я виновница торжества, королева праздника и хозяйка дома, а он. Будто бы это я случайно попала к нему в гости, а он не слишком рад меня видеть.
– Что ты вообще тут делаешь? Я тебя не знаю, – отступаю и только сейчас замечаю, во что он одет. Униформа официанта, обслуживающего банкет. То есть он… Какая наглость. – Я не собираюсь слушать гадости еще и от тебя, – вытягиваю шею, пытаясь выглядеть воинственно, – считай, что на этом твоя работа здесь закончилась.
Он лишь приподымает бровь. Без слов и каких-либо других эмоций. Просто бровь!
– Ладно, – пожимает плечами и тушит сотлевшую сигарету о внутреннюю поверхность деревянного столика. – Кстати, кружево тебе к лицу, точнее, – опять эта гадкая усмешка, – к другому месту.
– Что? – подаюсь вперед, сама не знаю для чего, хочу толкнуть, ударить, что угодно, но только бы его дурацкая улыбка исчезла. Но хуже этим я делаю лишь себе. Моя рука задевает бокал розового игристого, которое я поставила на столик в центре беседки, и он полностью выливается на мое платье. Белое платье.
Я стою, немного разведя руки в разные стороны, и смотрю на это огромное пятно, оно начинается на уровне пупка и смело расползается до самого края подола.
– Что ты наделал? – срываюсь на визг, кажется, у меня закладывает уши от собственного ора. – Это же… это, ты все испортил, – толкаю его в грудь, – зачем ты сюда пришел? Вы все испортили мой праздник.
Всхлипнув, вновь выставляю руки вперед, но он оперативно окольцовывает мои запястья и тянет вниз.
– Совсем больная?
И смотрит, будто на самом деле так думает, думает, что я поехавшая.
– Я тебе ничего не делал, – голос становится резче и грубее.
– Конечно, все вы ничего не делали, – вырываюсь из захвата и, круто развернувшись на своих высоченных каблуках, направляюсь