Антипутеводитель по современной литературе. 99 книг, которые не надо читать. Роман Арбитман
назвавшего свой сборник «Они здесь». Ведь фильм Карпентера был популярен в видеопрокате под названием «Они живут». Что-то смутно знакомое, не так ли?
Ну и рожа у вас, товарищ Гитлер!
Полина Дашкова. Пакт: Роман. М.: Астрель
В центр обложки нового романа Полины Дашковой художник поместил женскую фигурку на пуантах – и ошибся: вместо балерины следовало изобразить Сталина, танцующего па-де-де с Гитлером. Конечно, Маша из кордебалета Большого театра, равно как и ее жених, благородный референт Илья, важны для сюжета, но все-таки главные персонажи книги – не эта пара, а та, другая, историческая. Именно вожди СССР и Третьего рейха вдвоем подталкивают скрипучие фабульные шестеренки произведения.
Действие начинается в 1937 году. Маша любит Илью, Илья любит Машу, к концу книги они поженятся, но отношения молодых людей являются лишь фоном для документального повествования. Потому что Дашковой не до романтики. Три года назад убит Киров. Год назад осуждены Каменев и Зиновьев. Иосиф Виссарионович продолжает преследовать уклонистов и троцкистов, а Адольф Алоизович – евреев и коммунистов. Московские процессы идут полным ходом, Красную армию и разведку подтачивают репрессии, вермахт вооружается, до аншлюса Австрии остались месяцы, до советско-германского пакта и начала Второй мировой войны – два года. И куда пойти немецкому антифашисту, который осознает, что Сталин «такое же чудовище, как наш фюрер»?..
С некоторых пор в отечественной литературе возникла причудливая мода: мэтры беллетристики все чаще дистанцируются от породившего их жанра-кормильца и пытаются мигрировать в область «серьезной» прозы. Первопроходцем выступила Маринина, сочинив объемистую «семейную сагу», почти лишенную детективной интриги. Позже к ней присоединились Донцова со своими трагическими мемуарами и Акунин с «Аристономией», а теперь их компанию пополнила и Дашкова.
Ничего дурного в такой литературной миграции нет, да и автор «Пакта», обличая нацизм и сталинизм, делает благое дело. Проблема в другом. Коммерческий успех в сферах массовой литературы ничего не гарантирует писателю за границей этих сфер. К тому же сочинитель, вступивший в иные жанровые пределы, часто смахивает на Рипа Ван Винкля, который проспал двадцать лет. Кто бы тактично объяснил автору, что мысль о фундаментальном сходстве двух репрессивных режимов и взаимной тяге их главарей, мягко говоря, не слишком нова? Еще до рождения Дашковой данная идея была небезболезненно отрефлексирована литературой – сперва на Западе («Слепящая тьма» Артура Кестлера, 1940), а потом и в России («Жизнь и судьба» Василия Гроссмана, 1959). Теперь, когда к этой Америке подплывает и Дашкова, следует напомнить, что материк давно открыт, фарватер промерен, буйки расставлены, а береговая линия обозначена на всех картах.
Притяжение «дамской прозы», которое так стремится преодолеть Дашкова, порой побеждает. Иногда даже кажется, будто сталинско-гитлеровская реальность