У черты заката. Юрий Слепухин
лучше скажи, где их нет!
Беба тщательно вытерла пальцы бумажной салфеткой и допила свой кока-кола.
– Мне янки не нравятся, – сказала она, сделав гримаску, – фильмы у них хорошие, особенно если про ковбоев, и музыка хорошая, а сами они противные. – Она взглянула на часики и ахнула: – Санта Мария, без десяти два! Херардо, я лечу. Так завтра не приходить?
– Завтра можешь позировать на пляже. Ну, счастливо.
– До послезавтра, Херардо. И еще раз спасибо за это! – уже отойдя от столика, она показала Жерару сумочку и, сделав на прощанье ручкой, выбежала на улицу.
Жерар усмехнулся, вылил в стакан остаток пива из бутылки и стал медленно набивать трубку, щурясь на висящую напротив рекламу ликеров «Болс» – голландец в национальном костюме и ветряные мельницы. Следуя бессознательным путем ассоциаций, его мысли скользнули на голландскую живопись, на рубенсовских женщин, на старого греховодника Руффо, на «Вакханку». Что хорошо – то хорошо, это будет вещь. Он откинулся назад в затрещавшем плетеном кресле и сладко потянулся, сцепив пальцы на затылке, охваченный радостным ощущением творческой удачи и яростной жажды работать – работать без отдыха, до изнеможения.
В подъезде ему опять встретился портье.
– Еще раз здравствуйте, дон Хесус, – весело сказал Жерар и, уже на полпути к лифту, обернулся: – Кстати, как чувствует себя Анита? Надеюсь, лучше?
Портье бросил полировать суконкой и без того начищенную до золотого сияния львиную морду и печально взглянул на Жерара.
– Боюсь, что нет, – покачал он головой.
– В чем дело? – спросил тот, возвращаясь.
– Вчера был доктор, – медленно сказал портье со своим чуть шепелявым акцентом уроженца Галисии, – он сказал, что у нее слабые легкие, что ее нужно отправить в горы – есть такие детские колонии, в Кордове, – но это стоит денег. Я получаю четыреста песо, сеньор Бусоньер, жена зарабатывает не больше трехсот, мы не можем отправить Аниту в эту колонию… Но я думаю, он может ошибаться, этот доктор, у нас в семье не было никого со слабыми легкими…
– Надо полагать, в Испании другой воздух, дон Хесус.
– Но ведь доктора часто ошибаются? – с надеждой спросил портье.
– Безусловно. Безусловно. Вот что, дон Хесус, – Жерар решительно взял его за пуговицу, – вы не пробовали обратиться с этим делом в фонд социальной помощи?
– Когда же я мог обратиться, сеньор Бусоньер, я только вчера узнал. Моя двоюродная сестра писала в этот фонд бумагу, когда в прошлом году ее Пако упал с лесов и сломал себе ноги, а патрон отказал ему в пособии. Ей не отвечали семь месяцев, а потом ответили, что ничего не могут сделать. Зачем я буду туда писать? Я не перонист, не член партии. Жена Пако…
– Хорошо, вот что, – нетерпеливо кивнул Жерар, перехватывая другую пуговицу. – Прошение вы все-таки напишите – укажите, сколько нужно денег. У меня есть кое-какие связи, я вам это устрою. Безвозвратное пособие, так что платить вам ничего не придется. Принесите мне завтра, и самое большее через десять дней деньги у вас будут. Ясно? Только никуда не ходите, я сделаю это