Икс или игрек?. Агата Кристи
глазами и слегка гнусавя, она спрашивала его мнения:
– Как по-вашему, ведь теперь уже не опасно, правда? Кажется, все уже едут обратно?
Прежде чем Томми смог ответить на ее бесхитростные вопросы, вмешалась старушка с бусами:
– А я считаю, когда у тебя ребенок, нельзя подвергать его опасности. Ваша миленькая Бетти. Да вы же никогда себе не простите, и ведь знаете, Гитлер сказал, что блицкриг против Англии вот-вот начнется, у них какой-то совершенно новый ядовитый газ, я слышала.
Майор Блетчли резко оборвал ее:
– Чепуху болтают насчет газов. Не станут они терять время на газы. Мощные фугасы и зажигательные бомбы. Так было и в Испании.
За столом завязался общий жаркий спор. Выделился высокий и самоуверенный голос Таппенс:
– Мой сын Дуглас считает…
«Дуглас, видите ли, – подумал Томми. – Что еще за Дуглас, хотелось бы мне знать?»
После ужина, торжественной трапезы из нескольких скудных и одинаково безвкусных блюд, все потянулись обратно в салон. Снова заработали спицы, и Томми был принужден выслушать длинный и невыносимо скучный рассказ майора Блетчли о жизни на северо-западной окраине Индии.
Молодой голубоглазый блондин, отвесив с порога небольшой общий поклон, удалился. Майор Блетчли тут же прервал свое повествование и многозначительно ткнул Томми в бок.
– Этот парень, что сейчас вышел. Видали? Беженец. Выбрался из Германии за месяц до начала войны.
– Так он немец?
– Да. И даже не еврей. Его отец схлопотал неприятности за критику нацистского режима. Двое братьев сидят там сейчас в концентрационных лагерях. А этот малый улизнул в последнюю минуту.
Тут новым постояльцем единолично завладел мистер Кейли и долго, подробно рассказывал ему о состоянии своего здоровья. Тема эта оказалась так увлекательна для самого рассказчика, что Томми удалось вырваться, только когда пора уже было идти спать.
На следующее утро Томми поднялся пораньше и вышел прогуляться по набережной. Он бодрым шагом дошел до мола и на обратном пути издалека увидел движущуюся навстречу знакомую фигуру. Когда они поровнялись, Томми приподнял шляпу.
– Доброе утро, – любезно проговорил он, – э-э… миссис Бленкенсоп, я не ошибся?
Поблизости никого не было, и Таппенс ответила:
– Доктор Ливингстон, с вашего позволения[15].
– Как, черт возьми, ты здесь очутилась, Таппенс? – недоуменно произнес Томми. – Чудеса, да и только, настоящие чудеса.
– Никакие не чудеса, а просто мозги.
– Твои мозги, ты имеешь в виду?
– Угадал. Ты и твой зазнайка мистер Грант! Будет он теперь у меня знать.
– Еще бы, – согласился Томми. – Нет, правда, Таппенс, объясни, пожалуйста, как это тебе удалось? Я умираю от любопытства.
– Очень просто. Как только Грант назвал мистера Картера, я сразу догадалась, о чем пойдет речь. Скучная канцелярская работа тут совершенно ни при чем. Но по его тону я поняла, что меня не пригласят. И тогда я решила взять дело в свои руки. Пошла за хересом, а сама забежала к Браунам и позвонила
Обыгрывается легенда о том, как известный журналист, путешественник и политический авантюрист Генри Стенли (1841–1904), разыскав в 1871 году затерявшегося в дебрях тропической Африки ослабевшего от болезни Дэвида Ливингстона (1813–1873), знаменитого естествоиспытателя, врача и миссионера, снял шляпу и вежливо сказал: «Доктор Ливингстон, я полагаю?»