Избранные произведения (сборник). Александр Шойхет
Мурлычь, мурлычь… Не будем портить наш хороший вечер мыслями о плохом. Давай-ка лучше заведем музыку… Сейчас достану нашу с тобой любимую… Помнишь, как Она пела? Вот… Сейчас, только кассету поставлю… Ну, слушай…
«Мы связаны, Агнешка,
С тобой одной судьбою
В прощении, в прощанье,
И в смехе, и в слезах.
Когда трубач над Краковом
Возносится с трубою,
Хватаюсь я за саблю
С надеждою в глазах…»[11]
Слушай, слушай, кот. Это же про нас, никуда не успевших, великовозрастных дураков, про все наше пропащее поколение… Мы тоже хватались за сабли, поверив в красивые слова лживых вождей, мы думали, что это будет последняя атака на отживающий мир, а потом…
«Прошу у вас прощенья за долгое молчанье,
За позднее прощанье, за скорые слова.
Нам подарила встреча пустые обещанья,
От них у нас, Агнешка, кружится голова…»
Это была наша общая беда, кот, закружились тогда, в юности, наши головы от красивых обещаний, от радужных горизонтов, схватили мы заманчивый огонь голыми руками и… обжег нас тот огонь! Плетью обуха не перешибешь… Где мы теперь? Кто сгинул в далеких холодных краях, кто бьется головой о стены «психушек», кто, предав идеалы, вышел в начальники и хохочет мертвым смехом, издеваясь над нашей сгоревшей верой в чудеса.
«…Над Краковом убитым трубач трубит бессменно,
Любовь его безмерна, сигнал тревоги чист,
Мы школьники, Агнешка, и скоро перемена,
И чья-то радиола наигрывает твист…»
А такие, как я, не спившиеся, не сгнившие в тюрьмах, не свихнувшиеся в психушках, не уехавшие за кордон и не продавшиеся за бутерброд с черной икрой, сидят тихо и ничего не могут, хотя все знают-понимают. И нам остается только вспоминать… Вспоминать наших исчезнувших без следа друзей, наших девочек, отплясывавших когда-то чечетку и твист на Красной площади после выпускного бала… Где вы теперь, наши школьные подруги?
…Холеная женщина с незаметным шрамом от пластической операции скучает перед телевизором в роскошной пятикомнатной квартире…
Пожилая работница текстильной фабрики с набитой продуктами кошелкой втискивается в вагон московского метро… Воняющий потом чернокожий бродяга валит на песок африканского пляжа истасканную голубоглазую шлюху, и расплываются в ее глазах чужие тропические звезды…
Уже поздно, Блохастый. За окнами совсем черно… Слышишь, как свистит ветер на Москва-реке? В тот вечер, когда Она впервые пришла в наш дом, тоже было так…
Там, куда Она уехала, сейчас тепло. Наверное, Ей там хорошо. Она всегда страдала от холода… Наверное, Она поступила правильно, кот! Она молодая, двадцать три, вся жизнь Ее как прямая дорога, освещенная солнцем.
Завидую