Убийцы Мидаса. Питер Аспе
чтобы стряхнуть снег с ветрового стекла. Взглянув в зеркало заднего обзора, Ханнелоре заметила судебного следователя Крейтенса. Он нес потрескавшийся от старости кожаный дипломат.
– Это не его стиль, – сказала Ханнелоре.
Ван-Ин не понял, что она имеет в виду.
– О ком ты говоришь? – удивленно глядя на нее, спросил он.
– Посмотри назад. Ты его узнаешь? – вместо ответа, задала вопрос Ханнелоре.
Ван-Ин посмотрел назад и увидел, как судебный следователь Крейтенс счищает снег с ветрового стекла своего обветшалого, побитого жизнью «мерседеса» пластиковой лопаткой.
– Крейтенс по прозвищу Скряга, – насмешливо улыбнувшись, проговорил Ван-Ин. – Жадность ходит за ним по пятам. Кажется, она въелась в его кровь и плоть. Конечно же я его узнаю.
Ханнелоре рассмеялась. Ее искренне позабавила шутка Ван-Ина. Комиссар был рад, что ему удалось развеселить ее.
– Ты как, начинаешь потихоньку оттаивать? – спросила она.
– Да, медленно, но верно. Как земля ранней весной. Но если я до конца не смогу согреться, то обращусь к тебе за помощью, – лукаво улыбнувшись, проговорил Питер. – Надеюсь, ты не откажешь в частице тепла замерзшему путнику.
Обычно Ханнелоре сердили непристойные намеки комиссара. Но в этот раз она на него не обиделась и даже поцеловала его. «Сердце женщины – великая загадка», – подумал Ван-Ин.
– Хочешь закурить? Дать тебе сигарету? – спросила Ханнелоре, оторвавшись от его губ.
– Конечно хочу.
У него давно закончились сигареты, и он не курил уже несколько часов.
– Значит, ты на меня больше не сердишься? – с надеждой в голосе спросил комиссар.
Ханнелоре тоже закурила и прибавила скорости.
– В тот раз я очень рассердилась на тебя, Питер Ван-Ин. И ты об этом прекрасно знаешь. Когда на Рождество ты пришел в гости в дом моих родителей, ты уже успел как следует набраться. Посуди сам, любой бы на моем месте рассердился, – укоризненно покачав головой, сказала она.
Питер Ван-Ин вспомнил эту безобразную сцену и поморщился от отвращения к самому себе. Сигарета показалась ему горькой на вкус.
– Но это было три месяца назад, – примирительным тоном добавила Ханнелоре. – Теперь я совсем на тебя не сержусь.
– Это было двенадцать недель назад, – поправил ее Ван-Ин, который любил точность.
Ханнелоре пропустила его фразу мимо ушей.
– Не знаю, что подумали о тебе мои родители, когда ты растянулся на диване в гостиной и захрапел, – со смехом вспомнила она.
– Неужели я храпел? Быть этого не может! Я никогда не храплю!
– Да. Ты храпел так, что трясся весь дом, – продолжала смеяться Ханнелоре. Она явно преувеличивала. – Моему отцу пришлось сделать телевизор на полную мощность, но он все равно не смог заглушить твой храп. В тот вечер ему так и не удалось нормально посмотреть свой любимый сериал. Но мама непонятно почему прониклась к тебе симпатией.
– Неужели? – недоверчиво глядя на нее, спросил комиссар. –