Дом в небе. Аманда Линдаут
«Фуд-Сити». Вечером она возвращалась, везя целую упаковку сока, который покупала со скидкой, положенной сотрудникам. Мы клали пакеты в морозильник и после школы ели сок ложками, как мороженое. Иногда она привозила остатки выпечки в пластиковой коробке, датские булочки и липкие эклеры, оплывшие после целого дня лежания на витрине. А еще видеокассеты из проката, которые мы никогда не возвращали.
Рассел не имел постоянной работы. Время от времени он заключал контракт сроком на несколько недель или месяцев с фирмой «Хай Три», где ему поручали обрезать деревья вблизи линий электропередач за городом. Он был тощий, как гончая, носил темные волосы до плеч, украшая их по бокам перьями. В свободное время Рассел щеголял в алых или бирюзовых рубашках тонкого шелка. На его левом предплечье синела самодельная татуировка в виде птицы, раскинувшей крылья, – орел или, возможно, феникс. Краска начинала стираться, превращаясь в синеватое пятно, и казалось, что кожа в этом месте принадлежит другому человеку, гораздо старше. Расселу было двадцать один год, а моей маме – тридцать два.
Рассела мы узнали задолго до того, как он стал маминым бойфрендом. Когда ему было тринадцать, наши семьи столкнулись по воле злой судьбы и христианской добродетели. Он вырос в резервации Санчайлд по соседству. Сначала исчез его отец, затем мать погибла в автокатастрофе. Мои дед с бабкой, жившие на ферме, летом устраивали лагерь для детей из резервации и в конце концов усыновили Рассела и четверых его младших братьев. К тому времени их родные дети, в том числе моя мама, успели разъехаться, но им хотелось снова почувствовать себя родителями, и индейские мальчишки дали им этот шанс.
Мой дедушка работал сварщиком, а бабушка была торговым агентом фирмы «Тапперуэр», производящей пластиковые контейнеры для пищевых продуктов. Этих контейнеров она продавала больше, чем все другие агенты, вместе взятые, – по крайней мере, в Центральной Альберте, – о чем свидетельствовали отчеты продаж и служебный минивэн у дома.
Итак, несколько лет они возили мальчишек в церковь, в школу, на хоккей, на легкую атлетику и в кружок плетения в местный индейский культурный центр. Когда им случалось подраться, бабушка не вмешивалась, лишь, бывало, со вздохом отсылала их во двор. Она прощала их, когда они воровали у нее деньги. Прощала, когда они грубили ей. Шло время, дети взрослели. Один поступил в колледж, остальные устроились в резервации и в Ред-Дире. И никто не мог предугадать, даже, наверное, сам Господь Бог, что их замужняя дочь, мать троих детей, навещавшая ферму лишь по праздникам, влюбится в Рассела.
Она звала его Расс. Она стирала ему и любила целовать его у всех на виду. Он часто дарил ей розы. В раннем детстве я считала его кем-то вроде дальнего родственника, но теперь, когда он жил в нашем доме, отношение к нему изменилось. Он был не ребенок и не взрослый, не родня и не чужак. Он демонстрировал нам приемы кикбоксинга в гостиной, он ел чипсы, сидя на нашем диване. Иногда он дарил нам подарки. Однажды