Драгоценная ночь. Эми Эндрюс
версии одного из ведущих журналов о жизни знаменитостей, она считалась одной из самых красивых женщин десятилетия!
Ей надоело мириться с его самодовольным безразличием. Он получит миллион фунтов и право хвастаться в пабе о том, как Эва Келли ночевала в его доме, додумывая любые детали, – ей плевать.
Ей казалось, что она вот-вот упадет и съежится в комок. Адреналин покидал ее, уступая место изнеможению. Она просто нуждалась во временном пристанище.
Ну и что, что он не любил ее? Он тоже отнюдь не являлся самым любимым человеком, если, конечно, забыть о том, что он ее спас. В жизни всякое бывает.
– Послушай, ты злишься, и я это понимаю. Я помешала твоим планам. Но у тебя преимущество, потому что в тебя раньше стреляли. Уверена, ты к этому привык и для тебя это всего лишь будни. В меня же, напротив, никогда не стреляли – только щелкали из фотоаппаратов. Я обещаю, что смоюсь утром, но до тех пор мог бы ты хоть ненадолго забыть о своем гоноре и показать мне, где у тебя можно принять горячий душ?
Несколько секунд он ничего не говорил – свет фонарей падал на его лицо, и она видела, как он стиснул зубы.
– К тому, что в тебя стреляют, не привыкнешь никогда, – ответил он.
Эва оторопела. Его слова выскользнули и растворились в ночи с невероятной легкостью, при том, какой напряженный подтекст они в себе несли. Неожиданно было слышать такое от человека, который выглядел так, словно мог ловить пули зубами. Ей впервые пришло в голову, что, возможно, инцидент со стрельбой произвел на него куда больший эффект, чем она думала. Однако внешне он так не выглядел. И говорить об этом явно не хотел.
Хотела она. Как никогда прежде. Она вдруг почувствовала, что ей нужно поговорить о том, что случилось, так, словно от этого зависела ее жизнь.
Доклад – кажется, так это называли в армии?
– Тебе было страшно? – осторожно спросила она, чувствуя, что ее голос становится тихим и сипловатым.
Он не ответил, и она лишь медленно кивнула, чувствуя себя глупо оттого, что допустила мысль, будто несколько очередей способны выбить его из колеи. Чарли говорил ей, что Блэйк служил в горячих точках. Наверняка их обстреливали каждый день.
– Прости, глупый вопрос.
Молчание затянулось, и она собиралась было сказать что-то еще, как вдруг он ответил:
– Нет, не глупый.
Эва затаила дыхание.
– Любой человек, утверждающий, что не боится, когда в него стреляют, врет.
Она не сводила с него глаз. Если так он выглядел, когда ему страшно, какой же опасности его нужно подвергнуть, чтобы он действительно выглядел испуганным? А может, он просто не способен испытывать сильные эмоции. Если нет, то не является ли такая реакция сигналом тревоги?
– Но ты вел себя так… – она запнулась, подбирая нужное слово, – спокойно!
Он коротко усмехнулся, и лишь глухой не уловил бы горечи в этом смешке.
– Уверен, мой сержант, который натаскивал меня дни напролет, был бы рад это услышать.
Он пытался иронизировать, но ей было не до смеха.
– Я