Катриона. Роберт Стивенсон
не должен удивляться, если и то и другое известно людям, которых я не знаю.
– Которых вы совсем не знаете, сэр, – заметил я, – так же как не знают и другие. Но если вы желаете знать, то мое имя Бальфур.
– Это прекрасное имя, – вежливо ответил он, – его носят порядочные люди. Я припоминаю теперь, что один молодой джентльмен, носивший то же имя, в сорок пятом году был врачом в моем батальоне.
– Это, вероятно, был брат Бальфура из Бэса, – отвечал я, так как теперь был уже подготовлен к вопросу о враче.
– Он самый, сэр, – сказал Джемс Мор, – а так как ваш родственник был мне товарищем по оружию, то позвольте пожать мне вашу руку.
Он долго и нежно жал мне руку, все время радостно глядя на меня, точно отыскал родного брата.
– Да, – сказал он, – времена переменились с тех пор, как вокруг меня и вашего родственника свистели пули.
– Он приходился мне очень дальним родственником, – сухо отвечал я, – и должен признаться, что я никогда не видел его.
– Все равно, – заметил он, – я в этом не вижу разницы. А вы сами, я думаю, тогда не были в деле; я что-то не могу припомнить ваше лицо, которое забыть довольно трудно.
– В тот год, о котором вы упоминаете, мистер Мак-Грегор, я поступил в приходскую школу, – ответил я.
– Вы так еще молоды! – воскликнул он. – О, тогда вы никогда не поймете, что значит для меня эта встреча. Встретиться в минуту несчастия здесь, в доме моего врага, с родственником товарища по оружию – это придает мне бодрости, мистер Бальфур, так же как звук гайлэнд-ских флейт! Да, сэр, многим из нас приходится с грустью, а некоторым и со слезами вспоминать прошлое. В своей стране я жил как король: с меня было достаточно моего палаша, моих гор и верности моих земляков и друзей. Теперь меня содержат в вонючей тюрьме. И знаете ли, мистер Бальфур, – продолжал он, взяв меня за руку и расхаживая со мною по комнате, – знаете ли, сэр, что я не имею самого необходимого! Злоба моих врагов лишила меня средств. Как вам известно, сэр, я заключен по ложному обвинению в преступлении, в котором так же невинен, как и вы. Меня не осмеливаются судить, а пока держат голого и босого в тюрьме. Желал бы я встретить вашего родственника или его брата из Бэса! И тот и другой были бы рады помочь мне. Тогда как вы сравнительно чужой…
Мне совестно рассказывать все, что он наговорил мне, как он клянчил и жаловался, а также то, как я отрывисто и сердито ему отвечал. Иногда мне хотелось заткнуть ему рот какой-нибудь мелочью. Но это было свыше моих сил, из чувства ли стыда и самолюбия, из-за себя ли самого или Катрионы, оттого ли, что я считал такого отца недостойным его дочери, или потому, что меня сердила лживость этого человека, не знаю. Он продолжал льстить мне и восхвалять меня, расхаживая со мной по этой маленькой комнате, всего в три шага длины. Я несколькими краткими ответами успел уже значительно рассердить, хотя не совсем еще лишить надежды этого попрошайку, когда Престонгрэндж появился в дверях и любезно пригласил меня в большую комнату.
– Я буду некоторое время занят, – сказал