Катриона. Роберт Стивенсон
за вас, – сказала Катриона, – но, право, вы слишком совестливы. Вы говорите, что я не поверю вам. Да я бы вам во всем доверилась! Что же касается этих людей, то я и думать о них не хочу! Ведь они хотят поймать вас в ловушку и уничтожить! Фи! Теперь не время унижаться! Поднимите голову! Я буду восторгаться вами, как героем, вами, мальчиком почти одних лет со мною! Стоит ли придавать такое значение нескольким лишним словам, сказанным другу, который скорее умрет, чем выдаст вас!
– Катриона, – спросил я, глядя на нее исподлобья, – правда зто? Вы бы доверились мне?
– Неужели вы не верите моим словам? – воскликнула она. – Я чрезвычайно высокого мнения о вас, мистер Давид Бальфур. Пускай вас повесят. Я вас никогда не забуду, я состарюсь и все буду помнить вас. Мне кажется, что в такой смерти есть что-то великое. Я буду завидовать тому, что вас повесили!
– А может быть, меня запугали как ребенка? – сказал я. – Они, может быть, только смеются надо мной.
– Это мне нужно знать, – ответила она, – я должна знать все. Ошибка, во всяком случае, уже сделана. А теперь расскажите мне все.
Я сел на краю дороги; она опустилась рядом со мной. Я рассказал ей все дело почти так, как написал здесь, пропустив только свои соображения о поведении ее отца.
– Ну, – заметила она, когда я кончил, – вы действительно герой, хотя я никогда бы этого не подумала. Мне кажется также, что вам угрожает опасность. О, Симон Фрэзер! Можно ли было ожидать! Участвовать в таком деле ради жизни и денег! – И вдруг она громко воскликнула: – Ах, мучение! Взгляните на солнце!
Это выражение: «Ах, мучение!» – я впоследствии часто слышал от нее: оно входило в состав ее собственного оригинального языка.
Действительно, солнце уже склонялось к горам.
Она велела мне скоро опять прийти, подала руку и оставила меня в самом радостном волнении. Я не торопился возвращаться на свою квартиру, так как боялся немедленного ареста, но поужинал на постоялом дворе и большую часть ночи одиноко бродил среди ячменных полей, так ясно чувствуя присутствие Катрионы, точно нес ее на руках.
VIII. Наемный убийца
На следующий день, 29 августа, я пришел на свидание к адвокату в новом платье, сшитом по моему заказу.
– А, – сказал Престонгрэндж, – вы сегодня очень нарядны; у моих барышень будет прекрасный кавалер. Это очень любезно с вашей стороны, мистер Давид, очень любезно! О, мы еще прекрасно поживем, и мне кажется, что ваши невзгоды с этого времени почти закончились.
– У вас есть что-нибудь новое для меня? – воскликнул я.
– Сверх ожидания, да, – отвечал он. – Ваши свидетельские показания в конце концов все-таки будут приняты. Вы, если желаете, можете поехать со мной на суд, который состоится в Инвераре в четверг, 21 сентября.
Я от удивления не находил слов.
– А пока, – продолжал он, – я хотя и не прошу вас возобновить свое обязательство, но должен посоветовать вам все держать в тайне. Завтра с вас снимут предварительное показание. Чем менее лишнего будет сказано,