Тартарен из Тараскона (сборник). Альфонс Доде
украшенный какими-то необыкновенными орденами, с бегающими глазками и вкрадчивыми движениями, он говорил с чуть заметным итальянским акцентом и был отчасти похож на безусого Мазарини; вдобавок он кстати и некстати сыпал цитатами из Тацита, Горация и Юлия Цезаря.
По его словам, он принадлежал к древней династии, но еще в десятилетнем возрасте пострадал за свои либеральные убеждения: родные братья добились его изгнания, и вот с тех пор он, философ, движимый любознательностью, а также для развлечения, странствует по свету… И – потрясающее совпадение: князь прожил три года в Тарасконе! Когда же Тартарен выразил удивление по поводу того, что ни разу не встречался с ним ни в Клубе, ни на эспланаде, его высочество ответил уклончиво: «Я почти не выходил…» Тарасконец же из деликатности воздержался от дальнейших расспросов. В жизни высоких особ столько таинственного!
Как бы то ни было, князь Григорий оказался приятнейшим человеком. Потягивая розовое критское вино, он терпеливо слушал рассказ Тартарена о мавританке, а так как он знал всех здешних дам наперечет, то даже вызвался в самом скором времени разыскать ее.
Пили много и долго. Пили за алжирских дам, за свободную Черногорию…
А внизу, у самой террасы, плескалось море, и волны во мраке ночи бились о берег так, словно кто-то встряхивал мокрые простыни. Воздух был тепел, небо усеяно звездами.
В ветвях платанов пел соловей…
По счету уплатил Тартарен.
Х
Назови мне имя твоего отца, и я скажу тебе название этого цветка
Ох, и мастера же эти черногорские князья поддевать на удочку!
Проведя с тарасконцем вечерок «Под платанами», наутро, спозаранку, князь Григорий был уже у него в номере:
– Скорей, скорей, одевайтесь! Мавританка ваша отыскалась… Ее зовут Байя… Двадцать лет, прекрасна, как ангел, и уже вдова…
– Вдова? Это мне повезло! – радостно воскликнул славный Тартарен, опасавшийся восточных мужей.
– Да, но она находится под неусыпным надзором брата…
– А, черт!..
– Свирепого мавра, который торгует трубками на Орлеанском базаре…
Молчание.
– Ну, ничего! – продолжал князь. – Вы не робкого десятка, вас такая безделица не остановит. А затем можно будет купить у этого корсара несколько трубок, и, я думаю, он сдастся… Ну, одевайтесь, одевайтесь… сердцеед вы этакий!
Бледный, взволнованный, пылая страстью, тарасконец спрыгнул с кровати и, поспешно застегивая просторные фланелевые кальсоны, спросил:
– Что же мне делать?
– Напишите вашей даме, только и всего, и попросите назначить свидание.
– А разве она знает французский язык? – с разочарованным видом спросил простодушный Тартарен, мечтавший о Востоке без всякой примеси.
– Ни единого слова не знает, – не моргнув глазом, ответил князь. – Вы мне будете диктовать, а я буду переводить.
– Ах, князь, как вы добры!
И тарасконец молча зашагал большими шагами по комнате – он собирался с мыслями.
Вы, конечно, понимаете, что алжирской