Блокnote. Никита Цымбал
и жесты, наши мысли были заразительны, как вирус. Мы оставляли свои отпечатки пальцев на стакане, и отпечатки дум наших вырисовывались на стульях, цветах и столах. А закрытие заведения мы наблюдали чаще, чем я видел тогда закат. При том что его величество занимало меня минимум пять раз в неделю. Это было наше место силы. Не знаю, вышло бы так, ходи мы туда по одному. Каждый день, всегда, несомненно там была компания, случаями бывало, что люди не вмещались в эти четыре угла. И вот спустя месяц моего особого быта жизнь, какова она есть, стала в колею. Друг уехал, сам кутёж стал сложновыполнимым делом. Все мои путешествия меж городов, домов и улиц вновь были уже позади, уже не во мне. Пути господни больше не сыты событиями, людьми. Я хотел перемен, едва закончились предыдущие, в том и была жизнь. Каждое новое действие во мне принципиально с приставкой Fresh. Как только она пропадает, часть моей магии, моего писательского мастерства, если это допустимо называть так, гордо растворялись. И вся деятельность сводилась к одному. Работа. Дом. Экзистенциальный кризис. Попойка. Ад. Утро.
IX КОNEC
Я стал чувствовать себя неважно после алкоголя. Решил – молодость кончилась. Коньяк вызывает изжогу, сердце как-то иначе боксирует в груди. Я понял, что это больше не Али порхает в моей груди. Каждый удар гораздо сильнее походит на стального Майка. Тяжёлые, периодичные, размеренные. Временами отправляющие меня в нокдаун. Я начинал умирать быстрее, в тот момент когда моё сердце замедляло ход. Здравствуй, противоречие. Но всё было тем не менее справедливо, и чем-то приходится платить. Я свои чувства умею убивать. Хладнокровно. Акулой проглатывая целиком в себя. Не было такого, какое не подавить. Там, где человек ломается, время делает своё дело. И оно никогда не давало осечек. Заметил такую пакость ещё. К сестре и дочери, особливо пока они малы были, страсть какой чувствительный. Всё могу съесть. Себя даже проглочу, надо было б. А эти двое, чёрт бы их побрал, как увижу их в разлуке, так рушится плотина, сердце будто сталелитейный завод изводится. Раскалённый металл гонит по жилам. Не могу ни сидеть, ни лежать, кожа воспаляется, как нерв. Так, помню, по юности в лагере был. Жил, боролся, ставил себя в обществе. А как приехали за мной, увидел сестру. Слёзы мои, громадины, какими великанами деланы, градом ударили. Не было мочи моей, и указом себе я не был. Разлезался на слои, как варёный овощ. Собой ни формы держать не мог, ни качества. Едва ли в тот момент я вообще что-то мог противопоставить самому себе, хотя и очень желал. Так и теперь сижу в комнате, вижу дочку, сводит всего от нежности. Извожусь тоскою, сколь есть мне снос. Сорвался. Решил ехать. С работы бегом, сломя голову на машину. И всю ночь вдоль горных узлов. Дорога дороге рознь, так и мне зачем-то за книгой книга. Шесть часов пути, три остановки. Два попутчика. Одно слово. Девушка на заднем. Села.
– Здравствуйте, простите, я опоздала, там пробка в центральном Сочи.
Водитель:
– Здравствуйте, ничего страшного, я не тороплюсь.
Я:
– Привет.
Девушка