Анна Снегина. Поэмы, проза. Сергей Есенин

      Не дрожим мы, ничуть не дрожим!

      Наша кровь – не башкирские хляби.

      Сам ты знаешь ведь, чьи ножи

      Пробивали дорогу в Челябинск.

      Сам ты знаешь, кто брал Осу,

      Кто разбил наголо Сарапуль.

      Столько мух не сидело у тебя на носу,

      Сколько пуль в наши спины вцарапали.

      В стужу ль, в сырость ли,

      В ночь или днем —

      Мы всегда наготове к бою,

      И любой из нас больше дорожит конем,

      Чем разбойной своей головою.

      Но кому-то грозится, грозится беда,

      И ее ль казаку не слышать?

      Посмотри, вон сидит дымовая труба,

      Как наездник, верхом на крыше.

      Вон другая, вон третья,

      Не счесть их рыл

      С залихватской тоской остолопов,

      И весь дикий табун деревянных кобыл

      Мчится, пылью клубя, галопом.

      И куда ж он? Зачем он?

      Каких дорог

      Оголтелые всадники ищут?

      Их стегает, стегает переполох

      По стеклянным глазам кнутовищем.

      Нет, нет, нет!

      Ты не понял…

      То слышится звань,

      Звань к оружью под каждой оконницей.

      Знаю я, нынче ночью идет на Казань

      Емельян со свирепой конницей.

      Сам вчера, от восторга едва дыша,

      За горой в предрассветной мгле

      Видел я, как тянулись за Черемшан

      С артиллерией тысчи телег.

      Как торжественно с хрипом колесным обоз

      По дорожным камням грохотал.

      Рев верблюдов сливался с блеянием коз

      И с гортанною речью татар.

      Что ж, мы верим, мы верим,

      Быть может,

      Как ты мыслишь, все так и есть;

      Голос гнева, с бедою схожий,

      Нас сзывает на страшную месть.

      Дай бог!

      Дай бог, чтоб так и сталось.

      Верьте, верьте!

      Я вам клянусь!

      Не беда, а нежданная радость

      Упадет на мужицкую Русь.

      Вот вззвенел, словно сабли о панцири,

      Синий сумрак над ширью равнин.

      Даже рощи —

      И те повстанцами

      Подымают хоругви рябин.

      Зреет, зреет веселая сеча.

      Взвоет в небо кровавый туман.

      Гулом ядер и свистом картечи

      Будет завтра их крыть Емельян.

      И чтоб бунт наш гремел безысходней,

      Чтоб вконец не сосала тоска, —

      Я сегодня ж пошлю вас, сегодня,

      На подмогу его войскам.

      Что это? Как это? Неужель мы разбиты?

      Сумрак голодной волчицей выбежал кровь зари лакать.

      О эта ночь! Как могильные плиты,

      По небу тянутся каменные облака.

      Выйдешь в поле, зовешь, зовешь,

      Кличешь старую рать, что легла под Сарептой,

      И глядишь и не видишь – то ли зыбится рожь,

      То ли желтые полчища пляшущих скелетов.

      Нет, это не август, когда осыпаются овсы,

      Когда ветер по полям их колотит дубинкой грубой.

      Мертвые,