Назову своей. Наталия Романова
понимал, что происходит что-то важное, знаковое, но объяснить в силу возраста, мальчишеской глупости не мог. На эко-ферме Полина была, козу живую видела, в Сибирь за Фёдором собралась… Надо же, какая отважная.
Позже Игнат узнал, что Полину встретили в аэропорту, доставили прямо на крыльцо старого семейного дома Калугиных, оставшегося от деда. Передали в руки обалдевшему Фёдору и несколько дней жили по соседству, ожидая, когда закончится экскурсия коренной москвички в Сибирские земли. Не закончилась. Полина осталась в Кандалах, повергла в удивление местных жителей, всех Калугиных до восьмого колена, своих же родителей попросту в шок.
Сейчас родня Полины смирилась, отец стал приезжать едва ли не каждый год, наслаждаться природой, увлёкся рыбалкой, сплавами по реке, ходил на охоту с Фёдором, говорил, что места здесь просто воздушные. Поначалу же боролись, вытаскивали дочь из «секты», проклинали тот день, когда умница и красавица Полина поступила в медицинский институт, а заодно героя, имя которого прогремело на всю страну и отняло у них ребёнка.
УАЗ Патриот плавно покачивался по бездорожью, Игнат смотрел перед собой на убегающую вдаль колею с грязевыми лужами по обочинам. Час назад он позвонил отцу, отчитался, что подал заявление, в ответ услышал одобрительное кряхтение. Что всё семейство Калугиных, включая младших сестёр, пятнадцатилетних двойняшек – своеобразный подарок Бога на старости лет родителям, – сидит на чемоданах и ждёт приглашения на торжество, Игнат не сомневался. Родственники Любы, те, кто остался в вере, тоже ожидали скорой свадьбы. С замиранием сердца ждали, сговорятся ли молодые.
– Шуру сегодня видел. – Игнат повернул голову в сторону брата. – Отца её.
– Где? – Фёдор покосился, но взгляда от дороги не отвёл.
– Случайно, на пробежке… Что за человек её отец?
– Александр-то? – Александра Александровна, выходит, Шура Ермолина. – Злой человек, нехороший.
– Бьёт Шуру? – прямо спросил Игнат, не выходила из головы сжавшаяся девичья фигурка и узловатые кисти папаши.
Избиение женской половины старшим мужчиной семейства – явление в патриархальной среде нередкое, удивляться нечему, сами же женщины зачастую поощряют такое мракобесие. Как считали Игнат и его отец, и как поясняла мать, рукоприкладство – дело постыдное, греховное. Нет таких указаний в писании на это, но тот, кто жестокость в сердце носит, всегда найдёт оправдание своим злодеяниям.
– Битыми ни сестёр Ермолиных, ни мать их, покойницу, никто не видел… – спокойно ответил Фёдор, не сказав «нет».
Фёдору ли не знать, что побои не всегда оставляют синяки. Закрытый образ жизни, длинные одежды скроют почти любые следы, а что не скроют – люди не заметят, глаза отведут, промолчат.
– Умерла, выходит, мать?
– Что-то шибко много ты Александрой интересуешься, – Фёдор вскинул густые брови, посмотрел прямо на брата, отчего у того пошли по спине колкие, нехорошие мурашки.
Действительно, Игнат непростительно много интересуется