Синдром Анечки. Алла Баркан
а потом приезжали мои дочка и внучки – ее внучка и правнучки. Не могу сказать, что мама любила шумные компании. Но почему сейчас, лежа в кровати и не имея возможности ходить, она постоянно общается все с новыми и новыми людьми, и вряд ли это прежние больные?
Но она привыкла кому-то помогать. И если даже дает всем новым незнакомцам советы, они из прошлого, докторской практики, так как рецепты – те же советы… Но кто, кто эти люди, нуждающиеся в них? И почему она без конца признается в любви к какому-то дряхлому Сашке, родословную которого не знает никто, и совершенно не употребляет имени своего Сенечки, которого очень любила, и который очень любил ее? Почему? Какой пласт подсознания не дает выбраться на поверхность и встречу с ней ее любимому мужу? Кто как не он еще может так настроить ее на желание жить?
До сих пор задаю себе эти детские «почему» и не могу дать на них взрослый ответ, прочитав все доступные монографии и статьи о строении и работе нашего мозга.
26 мая 2021
(утро)
После того как мы забрали Анечку из больницы… Ловлю себя на мысли, что никогда раньше не называла ее по имени, она была просто мамой… Но так как потом в разговорах с незримыми для всех остальных людьми она начала называть себя Аней и Анечкой, временами забывая, кто я, пришлось принять роль одной из ее знакомых. При этом она очень ценила мою роль спасателя, зовя на помощь при ухудшении состояния или для решения какого-то спора. У меня было сразу несколько ролей, среди которых постепенно стиралась роль дочери, но зато появлялись другие: медсестры, сиделки, кормилицы, собеседницы, не говоря уже не только про спасателя, но и спасителя. В ее мире я тоже была своеобразная множественная личность; хорошо, что я этого не ощущала, исполняя долг любящей дочери, заставляющий меня играть эти роли. Правда, я потом поняла свою самую важную роль, но об этом чуть позже.
Свою внучку, мою дочь и главного нашего врача – спасателя-спасителя – она тоже постепенно превратила в какую-то незнакомку, мужественно терпя все самые важные манипуляции, производимые прежней любимицей, которую перестала называть по имени, но слушалась намного больше меня. До сих пор не знаю, кем воспринимала она любимую внучку, ради которой раньше была готова на все и, чтобы водить ее в школу и быть с ней после занятий, ушла с престижной работы.
Моя дочь оценила ее неподдельные чувства, подарив ей не только свою безграничную любовь, но и почти шесть лет жизни. Правда, сразу после выписки из больницы эта жизнь была под системами, с круглосуточными капельницами и постоянной подачей кислорода, не говоря уже о многом другом… Конечно, тогда ей было не до разговоров и объяснений, кого она принимала за кого; необходимо было одержать победу за жизнь. И мама боролась вместе с нами, понимая, что от нее тоже многое зависит. А когда уже можно было уменьшить количество капельниц, время дыхания кислородом, она постепенно начала разговаривать с нами. Это были односложные разговоры типа телеграфного шрифта, чаще всего ответы на наши вопросы типа «да» и «нет».
Постепенно