Пароход. Александр Харитонов
что-то Павлу по-польски – даже листья шелестят тише.
– Пошли правее, – также тихо шепнул тот Сергею Сергеевичу.
Они прошли вдоль границы и вновь остановились, прячась за густыми елями. Здесь их ждал пан Ковальский, прошептавший ещё тише Януша и Павла:
– Подождём. Скоро заморосит, а потом пройдут пограничники.
И верно: не прошло и четверти часа, как стал накрапывать дождичек, мелкий-мелкий, как водяная пыль, точно такой же, какой сжалился над Алябьевым в Париже в тот вечер, когда он пошёл к Милане и встретил у неё господина Тетерина. Этот дождичек, конечно же, был на руку. Потом Алябьев услышал отдалённый топот конских копыт, и вдалеке промелькнул свет фонаря. Это на советской стороне проскакали советские пограничники, а спустя пять-семь минут после них промчались и польские. Эти служивые в отличие от своих советских коллег явно не хотели мокнуть и поторапливались.
Дождавшись, пока всё стихнет, пан Ковальский прошептал Алябьеву:
– Пойдёте следом за Янушем. Возьмите порошок от собак – не забудьте рассыпать. Хоть и дождик, он лишним не будет. На той стороне идите прямо, никуда не сворачивайте. Войдёте в лес, встаньте и ждите. С нашей стороны крикнет сова, и вас найдут. Не забудьте назвать пароль, мсье! Обратно пойдёте через того же, кто вас нынче встретит. Его зовут Влад. Удачи, панове!
– Спасибо вам, дедушка!
– Счастливо, внук!
Они подошли к колючей проволоке. Януш расцепил её в месте разреза и пролез под ней первым, за ним компаньоны. Пошли к реке. Она, набрав в себя отблески звёзд, отсвечивала серым длинным пятном в черноте ночи. Двинулись вброд, он точно – был по колено. Хотя они и шли осторожно, тихий шелест воды казалось громовым железным скрежетом. Выйдя на советский берег, троица подошла ко второму ряду проволоки. Поляк вновь расцепил её в месте разреза и шепнул: «Идзце, панове!» Дождавшись, пока русский и француз проползут под стальной нитью, он опять сцепил её за колючки, шепнул им: «До видзэня!» – и пропал во тьме. Алябьев рассыпал на траве порошок от собак и вместе с Тибо побежал к лесу.
Волнующее это чувство – бежать на встречу со своей Родиной. Пусть она тебя уже давно не ждёт, пусть забыла, пусть даже уже десять раз похоронила, но зато ты-то как ждёшь встречи с ней! Вспомнит она тебя или не вспомнит, обрадуется она тебе или не обрадуется, примет или не примет – это уже второй вопрос. Главное, что ты увидишь её и скажешь ей, как тяжкий камень с сердца сбросишь: я вернулся!
Глава VIII
Здравствуй, СССР!
Нелегалы спрятались за деревьями и затаились. Из предосторожности Сергей Сергеевич вытянул из кармана свой «маузер» и снял его с предохранителя. Минут через шесть-семь с польской стороны пискливым котёнком крикнула ночная птица – это был сигнал человеку, встречавшему их. Он был рядом. Алябьев чувствовал его точно так же, как Павел чувствовал ночной лес, но этот «он» молчал, ожидая пароля.
– Дедушка прислал вам орехов! – прошептал Сергей Сергеевич в слепую темноту.
– Дженкуе, – шепнули в ответ, словно из-под локтя. – У меня