Две жизни. Банковский роман. Ксения Журбина
мухи. Но фраза снова приходила на ум, как только Инна пробовала определить свое отношение к советскому прошлому. Она – дитя советской эпохи, но дитя вполне разумное и хорошо воспитанное, не склонное ни к пению революционных маршей, ни к участию в кухонных посиделках, модных в доперестроечные годы.
На кухнях обычно собирались «свои» люди, среди которых бывали действительно не согласные с авторитарной, изжившей себя системой. Но чаще всего это были люди, игравшие в инакомыслие, чьи полузагадочные разговоры и полунамеки почему-то напоминали шипение разогретой сковородки, на которую понемногу, но настойчиво, капают воду.
Еще в студенческие годы Инна выбрала для себя ту, как она считала, золотую середину в советской системе координат, которая позволяла ей быть максимально честной перед собой и своим окружением в отношении оценки происходящего в стране. При этом она старалась жить и выполнять свою работу, не нарушая собственных представлений о добросовестности, ответственности и порядочности. Инна душила в себе любые проявления уныния и безнадежности.
Советские идеалы были ей близки и понятны, и она, как могла, на деле им следовала. Так же думал и поступал ее муж, ее близкие друзья, люди, с которыми она общалась. Других людей, неплохо устроившихся в советской стране, порой отмеченных высокими должностями, званиями и наградами и при этом презрительно отзывающихся о своей стране, Инна обходила стороной. Объединить в своем сознании эти две параллельные линии в одну она не могла и не пыталась.
Со студенческих лет Инна стремилась иметь собственное мнение по всем интересующим ее вопросам бытия, добывая и кристаллизуя это мнение в основном в результате чтения авторитетных авторов, не стремящихся к шумихе вокруг своих имен. В числе известных политиков, политологов, экономистов, социологов, журналистов 80-90-х годов таких было немало. Многие из них были ровесниками Инны или на поколение старше. Их имена были у всех на слуху, их лица мелькали на экранах после полуночных передач, их интервью и колонки в газетах Инна вырезала и аккуратно складывала в особую папку.
Имея образование экономиста, Инна не могла не понимать, сколь велика глубина охватившего страну социально-экономического кризиса. Она болезненно переживала все то, что в 80-е годы ХХ века происходило в Советском Союзе и не могла недооценивать тяжесть постигшей эту страну болезни, поразившей все ее жизненно важные органы и системы. Дышать становилось все труднее. Надвигался полный коллапс.
Впоследствии, когда точка кипения была пройдена, размышляя о гибельных противоречиях советской эпохи, Инна склонялась к мысли, что в мировой истории нет ничего трагичнее хроники последних лет существования СССР. Повторяя судьбу всех великих империй и многонациональных федераций, Советский Союз оказался на грани распада. Реформы 1985—1987 годов выглядели бесплодными попытками задраить пробоины в днище тонущего корабля империи. Назначенные с терапевтическими целями лозунги о перестройке