Право в истории русской философии. Вадим Верин
от высших принципов чистой морали»[52].
Исследователи К. Горетти, Л. Мартинетти, А. Поджи, Б. Бариллари, Г. Лумия и др. утверждают, что теория И. Канта «устанавливает фундаментальные положения относительно нераздельности права и морали». Опыты же тех, кто отрицает данный вывод, они объявляют «софистскими изобретательствами парадоксальных искателей истины»[53].
Право призвано создать промежуточную границу в реализации высшей степени моральной жизни. Законность есть первая фаза моральной жизни, это есть первое средство, которое готовит возможные условия для осуществления системы моральной жизни. Принуждение не является, на их взгляд, силой, рождающейся в эмпирическом мире в качестве исторического продукта, напротив, вместе с правом принуждение как продукт разума дает форму, регулирует и упорядочивает мир эмпирии, направляя его к конечной моральной цели. Действительно, закон желателен индивиду-законодателю, который, создав закон, обязан ему повиноваться как подданный. В такой момент закон превращается в принуждение в чувственном бытии.
Данная мысль любопытна своего рода диалектическим подходом к осмыслению двоякой сущности права. Право, с одной стороны, влияет на историческое развитие, на эволюцию в социальной области в качестве преодоления чувственной природы человека. С другой стороны, право пытается реализовать высшую этическую целеустремленность. В первом случае право выступает как принуждение, в последнем – устанавливает в бытии этически более совершенные условия для моральной жизни. Именно отсюда мы можем сделать вывод: в этом направлении отстаивается морально-правовое соответствие.
Понятие принуждения также интерпретируется данными авторами с позиции моральной значимости. Принуждение есть «отражение» (реверберация) категорического императива, естественное проявление духовного принципа, который ставит философии задачу точно выразить право. Между правовой обязанностью и моральной максимой не имеется никакого чистого разделения, ибо они обе происходят из формального принципа категорического императива разума. «Общий этический долг есть подлинная связь, которая соединяет теорию добродетели и права: он возвращает возможную идею принуждения в право, так как право происходит из морального закона как общего закона свободы, который направляется в качестве категорического императива к свободной воли, разделенный на моральный и правовой императивы»[54].
Мыслители, чьи взгляды рассматриваются в настоящей главе, продолжают традицию, положенную в итальянском кантоведении еще в начале века. Так, в 1925 г. в свет вышла «Кантовская антология» Л. Мартанетто, в которой приводится вывод: «Право, рассматриваемое в его идеальном совершенстве, т. е. в его совершенной природе, как средство моральной жизни, есть установление возможно лучших внешних условий для реализации внутренней моральной жизни: следовательно, царство внешней свободы учитывает
Vidari G. Prefazione a I. Kant. Metafisica dei Costumi. Milano, 1916. P.l.
Ibid. P. 2.
Ibid. P. 48.