Полина. Мечты сбываются. Ната Элеотт
всего лишь имитация… Стало муторно на душе, и захотелось плакать…
Подумав, что на это нет ни сил, ни времени, я пошла от окна вдоль стены, противоположной входной двери. Она оказалась покрыта такой же, как и постельное бельё, шелковистой тканью, но уже глубокого изумрудно-зелёного цвета. На ней, ни разу не повторяясь, были нарисованы лианы и деревца с цветами в бутонах и спящими на ветвях птицами. Рисунки были рельефными и выполнены столь реалистично, что казалось: вспугни птицу – и она взлетит…
Вскоре я обнаружила почти незаметный контур высокой двустворчатой двери. Едва я прикоснулась к её ручкам, как она отворилась.
Я очутилась в таком же просторном помещении. В полукруглом, во всю стену, эркере лежал большой молочно-белый ковёр с синим, напоминающим морозный узор, орнаментом по краю. На нём стоял покрытый однотонной скатертью круглый стол, окружённый, – я пересчитала, – девятью мягкими полукреслами с обивкой от почти белого до синего, без рисунка. В центре стола стояла низкая полупрозрачная вазочка с давно засохшими цветами. Их по-прежнему яркие лепестки, не изменившие, по-видимому, своего природного цвета, рассыпались по скатерти разноцветными пятнами.
Шторы и тюль были на пару тонов темнее и, соответственно, светлее скатерти. Стены оказались так же изукрашены ярчайшими изображениями местной флоры и орнитофауны. Хотя, как мне смутно помнилось, когда я в комнату только входила, они здесь были однородного тёмно-синего цвета…
Облака над головой почти ничем не отличались от тех, что я уже видела в спальне: разве что были более прозрачными, в просветах открывая лиловое, с яркой радугой в вышине, небо.
При этом обилие разноцветья в интерьере никакого отторжения у меня, любительницы сдержанных цветовых сочетаний, не вызывало. И, что было уж совсем неожиданно, даже нравилось своими чистыми и сочными тонами.
Прогулка на подгибающихся от слабости ногах далась мне достаточно тяжело, и я села в ближайшее кресло, подперев тяжёлую голову руками. Мой взгляд упал на засохшие лепестки, и мне показалось, что в их расположении на столе есть какая-то система. Я долго и добросовестно пыталась её разгадать, поворачивая голову то так, то этак, но ничего, кроме головокружения и нового приступа мучительной тошноты, это у меня не вызвало. Послание же, а в процессе постичь его тайный смысл я окончательно уверилась, что это послание и есть, осталось мною, к моему вящему сожалению, неразгаданным.
Передохнув, я встала и принялась рассматривать помещение дальше.
Вся мебель в этой комнате, как и рамы окон, были на вид из той самой слоновой кости, что и в спальне.
Вдоль стен в нишах между колоннами стояли шкафы с посудой. Но стеклянные створки шкафов предметы отражали столь смутно, что разглядеть себя теперешнюю ни под каким углом мне даже приблизительно не удалось. Я подошла к одному из них и, открыв, взяла из стопки верхнюю тарелку. Тарелка была лёгкой и, просвечивая на свет, выглядела, как фарфор. По её краю был нанесён такой же рисунок, как и на ковре. Я бросила взгляд