Ваше благородие товарищ атаман. Йорген
тюрьмы доехали быстро – арестантские роты находились недалеко, на том месте, где в будущем Днепропетровске располагались областной Совет и областная администрация. Так что проехались практически по улице вверх несколько кварталов. Во дворе братьям снова пришлось выгрузить трупы, которые подскочившие личности, видимо, из арестантов, сноровисто куда-то унесли.
А Сергея и Сашу завели в старое двухэтажное здание и, записав их фамилии и имена в какую-то амбарную книгу, проводили по коридору в одну из многочисленных камер. Дверь за ними захлопнулась, и они, повернувшись, поняли: их первый день в прошлом начинается очень даже специфически.
Глава четвертая. Тюрьма и воля
Камера была, что называется, набита битком. На деревянных двухъярусных нарах и вокруг них, в том числе и на полу, угнездился какой-то рой из человеческой массы. Многие были полураздеты – в камере остро воняло портянками, немытым человеческим телом, махоркой и ещё бог весть чем. И если бы не специфический гардероб многих сидельцев, то картинка сильно напоминала бы Сергею и Саше суровые 90-е годы постсоветской действительности в визуализации бандитских сериалов и документальных фильмов о воровской жизни.
Многие персонажи были весьма колоритны и как раз напоминали растиражированный в российском кинематографе так называемый блатной мир. Присутствовали и наколки, и картишки, и даже выделялась группа явного отрицалова, сидевшая, как и положено, на лучших местах в самом центре камеры, за столом. Точнее, за неким дощатым подобием стола. Именно из этой группы моментально вывернулся какой-то разбитной паренёк с приклеенной к губе папиросиной, в тельняшке и брючках клёш. И, конечно же, с бескозыркой, сдвинутой на самый затылок.
Типчик вихляющей блатной походочкой подошел к братьям, внимательно, с некоторой долей презрения осмотрел их с ног до головы, а потом, бочком-бочком, чуть отодвинулся и, обернувшись к своим корешам, немного визгливо произнёс:
– Братва, глянь, кого в нашу гавань занесло! Барчуки приплыли! Надоть их малёхо экспроприировать, вон, на одном сапоги какие справные! А ну-ка, ваше благородие, господин-товарищ-барин, скидывай свою обувку – у пролетариата ноги мёрзнут!
К слову, по камере этот субъект почему-то передвигался босиком. И хотя было довольно душно, но каменный пол явно теплом не отдавал.
Братья молчали. Сергей, посмотрев на Сашу, тихонько кивнул ему: мол, я начну, ты прикроешь спину. Но этот кивок тут же отметил разбитной матросик.
– А чегой-то мы такие неразговорчивые? Чегой-то воротите морду лица от революционного элемента? Мы ради революции кровь проливали, жизней своих не щадили, а эти вот кровопивцы-баре нас гнобили. Скидывайте обувку, и чито там у вас есчо? Борцам за правое дело надо твёрдой поступью выходить на борьбу за мировую революцию!
Матросик подошел к Сергею вплотную и как бы легонько взял его за отворот крестьянской свитки, которая была на нём.
– Ты, матросик, на каком корыте и в какой луже плавал? Может, не наплавался ещё?